Юрий Поляков - Быть русским в России

Польская тема – одна из самых болезненных в дореволюционной России. Поляки по численности уступали только русским (великороссам, малороссам, белорусам), третье место занимали евреи. По российскому обычаю после присоединения части земель Речи Посполитой к России (остальные отошли к Пруссии и Австрии, инициировавшей раздел) тамошняя шляхта, даже самая захудалая, была приравнена к российскому дворянству, а ведь в относительно небольшой Польше шляхтичей насчитывалось почти столько же, сколько дворян в огромной Российской империи. В итоге правящий класс в значительной степени теперь состоял из тех, кто проиграл «семейный спор славян между собою» и потерял собственное государство, весьма, кстати, агрессивное, склонное к захвату и колонизации соседей. А каково поприще дворян помимо помещичьего хозяйствования? Известно дело: военная или чиновничья служба.

Конечно, многие дворяне-шляхтичи, прежде всего выходцы из Русской Литвы, верой и правдой служили империи. Но немало было и тех, кто не смирился с поражением: статские чиновники часто использовали своё высокое положение, тайно борясь за возрождение Польши. Военные при первом возмущении поворачивали оружие против «московитов». Империя защищалась. В Сибири до сих пор живут многочисленные потомки ссыльных поляков, иные из них через столетия пронесли пламенную неприязнь к «поработителям». Сошлюсь хотя бы на одного из таких потомков – Александра Бушкова и его книгу «Россия, которой не было». За это упорство поляков можно уважать, но я смотрю на ситуацию глазами русского человека, озабоченного судьбой государства, созданного моим народом и союзными нам племенами. Чтобы понять, насколько мощной была (да и остаётся) эта неприязнь к русскому миру, достаточно прочесть поэму «Дзяды» Адама Мицкевича (по крови, кстати, литвина, а по-нынешнему – белоруса) Он дружил с Пушкиным, другими светочами русской культуры, но видел в нашей державе абсолютное зло, как впрочем, и сегодняшние польские гости телешоу Владимира Соловьёва:

Кстати, о разветвлённом польском заговоре в верхах писали многие тогдашние авторы, тот же Николай Лесков в своих антинигилистических романах. Основания для опасений имелись: после восстания 1963 года Царство Польское переименовали в Привисленский край, начали крутую русификацию, привилегии отобрали, а ненадёжным ляхам закрыли доступ к военной службе, и они ринулись в чиновничий аппарат империи. К чему я столь подробно останавливаюсь на этом вопросе? Из полонофобии? Полноте, во-первых, нас, слава богу, советская власть воспитала интернационалистами. Во-вторых, моя фамилия «Поляков» явно связана с пребыванием поляков, скорее всего, в качестве захватчиков, в рязанских землях, откуда происходят обе ветви моего рода. Бывая в Польше, я часто слышу: «Пан Юрий, Вы очень похожи на поляка, вам разве не говорили?» Мне даже не раз называли воеводство, где мой фенотип преобладает.

Так что к полякам я отношусь вполне дружелюбно. Но, анализируя причины крушения Российской империи, а потом и СССР, мы часто забываем весьма важный этнический фактор. А разве вековая нелояльность к государству значительной части чиновничества, определяющего внутреннюю жизнь страны, не повлияла на судьбу державы? И совершенно не случайно главным внешним врагом юной Советской России стала возродившаяся Польша, «географическая новость», сразу заявившая права на границы Речи Посполитой от моря до моря. Для полноты картины добавлю, что во время Первой мировой войны царское правительство вынуждено было национализировать банки, заводы и фабрики, принадлежавшие немцам. За что? Очевидно, было за что. Так что большевики лишь использовали опыт предшественников, включая такие жёсткие меры, как национализация и продразвёрстка…

Сознаемся: глухота к опасностям этнического противостояния – результат и царской, и советской идеологии. Первые считали, что конфессиональная принадлежность поглощает национальную самоидентификацию, вторые верили в примат классового самосознания. Ошибались и те и другие. В результате и монархия, и «Совдепия» развалились, как вавилонские башни, едва их строители, утратив общий имперский язык, заговорили на языках своих узких племенных интересов. Мыслящие люди неустанно предупреждали власти предержащие об этой опасности.