Трэвис Джеппсен - Добро пожаловать в Пхеньян! Ким Чен Ын и новая жизнь самой закрытой страны мира

В результате, когда все-таки удается побыть в одиночестве, ощущения жутковатые. Как будто кто-то, оставаясь невидимым, наблюдает за тобой или подслушивает. Или и то и другое одновременно. «Они слышат всё… Даже когда ты думаешь, что они не могут тебя прослушивать, скорее всего, они всё равно слушают».

По пути в гостиницу я вглядываюсь через окно нашего микроавтобуса в пейзажи пустого, но хорошо освещенного вечернего центра города и меня охватывает эмоция, которую я не ощущал долгое время, – страх. Я будто в состоянии полупьяного опустошения, и в голове звучит какое-то многоголосие, но самое главное, что я ощущаю его в первую очередь в своей груди.

« Все доносят на всех… Они всегда за вами наблюдают… И всё докладывают… Они знают всё… Большая опасность, большая опасность… »

Неожиданно я осознаю, что полностью отрезан от внешнего мира, информация о котором была абсолютно недоступна для нас прошедшие две недели. Были шансы узнать о происходящем снаружи и сегодня вечером, и на прошлой неделе. Мы могли бы спросить всех этих экспатов, у которых есть доступ к интернету: «Какие новости из внешнего мира?» Странно, но никому из нас даже в голову не пришло задать такой вопрос. Мы забыли. Можно себе представить, как просто будет для внешнего мира забыть о нас, если мы тут вдруг исчезнем.

На самом деле, я ощущаю себя в полном одиночестве – что парадоксально, ведь я никогда не остаюсь один. Безумная ситуация… Во что я ввязался? Я сижу вот тут, в микроавтобусе, рядом с абсолютно чужими для меня людьми, которые не смогут чем-то помочь, если я, не дай бог, попаду в какую-нибудь передрягу. Безусловно, Мин – крута, настоящая «новая кореянка». Но если кто-то, стоящий выше нее, вдруг решит на моем примере что-то показать или доказать, сможет ли она мне помочь? Для этого ей точно придется подставиться самой. Так работает система. Ты доносишь, на тебя доносят, и ты не можешь помочь человеку, если его в чем-то обвиняют. Если ты помогаешь – тем самым ты признаёшь, что являешься соучастником его преступлений. Если в беду попадает твой супруг – спасай себя, добровольно нажимай на курок.

А Алек и Александр? Они оба мне очень симпатичны. Но вот я взглянул на них и вдруг отчетливо понял: они еще дети. И дело даже не в возрасте. Если бы они не были на десять-двенадцать лет младше меня, смогли бы они чем-то помочь своему однокурснику в случае ареста и тюремного заключения?

Еще этот Музей зверств, который никак не выходит у меня из головы. Как бы его экспозиция ни была сурова и кровава, она является на самом деле наименее раздражающим фактором, влияющим на восприятие действительности. Совершенно ясно, что Синчхонский музей был сделан по образу и подобию музеев и мемориалов холокоста, которые туристы могут посетить в Европе. Но там всё погружено в исторический контекст, которого начисто лишен Синчхон. В европейских музеях любые высказывания подкреплены бесчисленными свидетельствами и доказательствами из различных источников. Ту историю мы все досконально изучили. Когда вы посещаете, скажем, «Дом Ванзейской конференции» в Берлине, где нацистская элита бесстрастно разработала и утвердила план массового убийства европейских евреев, вы видите, что план экспозиции основывается на подробной хронологической схеме, которая дает представление не только о том, ЧТО было сделано, но и о том, КАК и ПОЧЕМУ события развивались именно в таком ключе, какие подлинные документы стоят за этим. В Синчхоне нет никаких «КАК» и «ПОЧЕМУ». Всё, что вы видите, кроме отвратительных сцен, это риторика, которая просто сводит конкретный конфликт к абстрактной борьбе добра со злом. Чистых, невинных корейских мирных жителей с бессердечными империалистическими американскими ублюдками. Никогда не упоминаются «американские солдаты». Каждый раз это только «американские империалисты» или, для того чтобы совсем лишить их человечности, волки. Звери. Весь контекст, в котором эти преступления якобы имели место, стерт. Но это же была война. ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА.

Когда говорят, что эти преступления совершали «американцы» – не «американские солдаты» или, возможно, «американское правительство», а именно «американцы», фактически утверждают, что не только все американцы поголовно замешаны в этих злодеяниях, но и то, что по своей сути все американцы такие – животные, – о чем сообщается в каждом уголке музея вплоть до самого конца экспозиции. Наконец, обвиняя американских ублюдков, северокорейцы пытаются уклониться от болезненно-травматической правды: ужасающие преступления, совершенные против них – как и то, что они сами совершили, – это преступления корейцев против корейцев: гражданская война под корень уничтожила любой намек на цивилизованность и ощущение гражданственности.