Русская жизнь-цитаты - Русская жизнь-цитаты-декабрь 2019

зависит от благоволения бандитского, по сути, государства. Если власти решат отобрать бизнес, то все тщетно. Шансов сохранить его немного больше, если силовые структуры и суды куплены захватчиком «в частном порядке», но есть возможность купить себе кого-то посильнее. Но здесь велика опасность обмана, помимо того, что это дорого. В такую экономику привлечь серьезные инвестиции очень трудно – они могут прийти только в надежде на очень большую прибыль, компенсирующую риски. Или же это будут инвестиции из Китая, когда сильное китайское государство будет выкручивать российским государственным бандитам руки. Сила против силы. Права, закона здесь – ноль. Лишь правила, основанные на давлении. Вспомним некоторые яркие деяния бандитского российского государства. Которое «государство» лишь в том смысле, что это не учреждение, работающее в интересах общества, а контора по управлению делами семей, родственников и друзей Путина, его подчиненных и выращенных ими за 20 лет бизнесов. То есть щупалец, присосавшихся к бюджету, запущенных сквозь «госкомпании» в экономку, ищущих, что и где прибрать. Итак, перелистнем мартиролог жертв правящей в России мафии. Захват ЮКОСа и превращение его в вотчину Сечина. Через уголовные дела. Проект «Сахалин-2» - выкручивание рук западным инвесторам, чтобы впихнуть на все готовое бездельников и неумех из «Газпрома». Через природоохранные дела. Захват «Евросети». Через уголовные дела. Захват Сечиным «Башнефти» и выколачивание при посредничестве Путина денег из Евтушенкова. Через уголовные дела. Дело банка «Восточный» и Майкла Калви. Через уголовные дела. Дело «Рольфа». Через уголовные дела. Теперь дело Nginx, главная цель которого ограбить, получить сотни миллионов долларов себе в карман. Через уголовные дела. Тем, кто имеет «физический» бизнес в России, в нашей бандитской системе не поможет ничего. Месторождение или торговую сеть из страны не увезешь, остается только, как Невзлину, Чичваркину, Петрову, спасаться самим и увозить свои деньги. С компаниями, основанными на интеллекте создателей, дело обстоит легче. Здесь лучше сразу создавать компании за границей, понимая, что, если сделаешь в России и заработаешь здесь деньги, велика вероятность, что на тебя нападут власти и постараются ограбить. Опять же, стена между «властями» и захватчиками невысокая. Когда это большие деньги (ЮКОС, «Башнефть», «ВКонтакте» Дурова), – ее нет. Здесь – единый фронт. Смотрите, молодые, талантливые, амбициозные программисты, желающие сделать свои бизнесы, на происходящее с Яндекс и Nginx. Делайте выводы и стройте неустанно дороги в страны, где права частной собственности защищены. Бегите из России. Бегите от банды.

Является ли дело Nginx, как

выразился основатель компании Максим Коновалов, «обычным рэкетом» или же это попытка силовых структур в очередной раз попытаться выудить технологии, которые в случае чего позволят «отключить» интернет, — вопрос открытый. Но есть вещи, которые мы можем заявить со всей определенностью: чем большую роль в экономике играет административный ресурс и связи, тем значительнее объемы извлекаемой ренты и тем масштабнее сектор деструктивного предпринимательства. И если вопреки подобного рода институциональной среде в стране вдруг возникает инновационный сегмент экономики, то со временем и туда проникают «предприниматели» от силовых ведомств.Теперь мы знаем, что с инноваций тоже можно получать ренту. Причем весьма традиционным путем. Так что, лояльность нынешним властям будет спасать российские IT-компании лишь до тех пор, пока выгоды от обретения новых источников ренты вдруг не станут резко выше издержек, связанных с атакой на инновационный бизнес.

Борис Акунин:'Как известно, репрессивный режим

Борис Акунин:'Как известно, репрессивный режим отличается от террористического тем, что первый карает действительных своих противников, а второй – кого придется, для запугивания. В последние годы правления Николая Первого этот фатальный рубеж был преодолен. Общество боялось и вздохнуть. Казалось, спокойствию империи ничто не угрожает. Известный критик Виссарион Белинский напечатал в журнале отрицательную рецензию, сильно выхолощенную цензурой, но все равно резкую. Писатель неосторожно ответил критику личным письмом, что очень удивлен таким отзывом, ибо ничего дурного в виду не имел. Тогда Белинский – тоже в письме, то есть неподцензурно, – доходчиво и откровенно объяснил писателю, а заодно и всему обществу, чем ему так не понравились «Выбранные места». «Неистовый Виссарион» обрушил на бедного Гоголя всю мощь и страсть своего публицистического дарования – и позаботился о том, чтобы копия письма попала к публике. Текст читали вслух, обсуждали, спорили. С исторического расстояния реакция «передового общества» на этот обмен эпистолами может показаться неадекватной, но в тогдашней воспаленной атмосфере верноподданническое высказывание признанного литературного кумира было воспринято как предательство. «Предоставляю вашей совести упиваться созерцанием божественной красоты самодержавия (оно покойно, да и выгодно), только продолжайте благоразумно созерцать его из вашего прекрасного далека: вблизи-то оно не так прекрасно и не так безопасно…» – обличал живущего в Италии прозаика находившийся в Германии критик. Некоторые пассажи письма звучали чеканным манифестом: «Россия видит свое спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиэтизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и соре, – права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое по возможности их исполнение». А в 1849 году на волне всевозможных строгостей, призванных оградить Россию от революционной заразы, правительство затеяло большой судебный процесс, какого не бывало со времен декабристов – на сей раз по совершенно пустяковому поводу. Дома у молодого чиновника Михаила Петрашевского проходили еженедельные собрания, «пятницы», где гости вели разговоры о литературе, философии, новых идеях и прочем. Никакого заговора не существовало и в помине, да при очень пестром и широком круге участников это было бы и невозможно. Но власть по своему обыкновению на всякий случай присматривала за умниками. Некий Иван Липранди, в далеком прошлом декабрист и пушкинский приятель, а ныне сотрудник тайной полиции, чутко улавливая дух времени, подал начальству записку, в которой утверждал, что петрашевцы составляют «всеобъемлющий план общего движения, переворота и разрушения». Даже управляющий Третьим отделением Дубельт в эту чепуху не поверил, но государю обнаруженный «заговор» пришелся очень кстати. Было арестовано около сорока человек. Никаких действительных преступлений за ними не обнаружилось, и главным пунктом обвинения было публичное чтение письма Белинского или недонесение о распространении подобных сборищ. Военный суд вынес двадцать один (!) смертный приговор. 22 декабря 1849 года осужденных вывели на расстрельный плац и объявили о замене казни на каторгу в самую последнюю минуту. Поручик Николай Григорьев от потрясения лишился рассудка. Остальным, в том числе молодому военному инженеру Федору Достоевскому, изуродовали жизнь. Дело было окружено таинственностью, повсюду распространялись панические слухи о каком-то чудовищном революционном комплоте. Для этого, собственно, всё и затевалось. Огромные усилия, затраты и жертвы, на которые шла империя, чтобы поддерживать статус сверхдержавы, пошли прахом, когда разразилась большая европейская война – первая после сорокалетнего затишья. По сути дела столкнулись две исторические формации, две государственные системы, две хозяйственно-экономические модели, два мобилизационных механизма. Крепнущий капитализм вступил в борьбу с ветшающим абсолютизмом и побил его на территории, где последний считал себя сильнее – на полях сражений. Восточная война (1853–1856), как ее называют в зарубежной историографии, продемонстрировала, что для политического величия одной военной силы в современном мире уже недостаточно. 'Первая сверхдержава. История Российского государства. Александр Благословенный и Николай Незабвенный'