Клод Ланцман - Шоа

«Если стена, – говорит он, – это санитарный заслон, защищающий немцев и поляков от еврейских эпидемий, почему же тогда за нее должны платить евреи?

За вакцину должны платить те, кому делают прививку. Пусть платят немцы!»

Ауэрсвальд говорит на это: «Прекрасный аргумент, у вас будет возможность развить его… на одной из международных конференций. А пока – платите!»

Черняков фиксирует весь эпизод, включая ответ Ауэрсвальда. Его критика немцев никогда не идет дальше подобных возражений. Что бы они ни делали, его ничего не удивляло. Он предчувствовал все, что случится с евреями, предвидел самое худшее.

Доктор Франц Грасслер

Проводили ли немцы особую политику по отношению к Варшавскому гетто? В чем она состояла?

Ну, вы слишком многого от меня хотите. О политике, которая привела к массовому уничтожению, к «окончательному решению еврейского вопроса», мы, конечно, ничего не знали. Наша задача состояла в том, чтобы приглядывать за гетто, по возможности беречь жизни еврейского населения, необходимого в качестве рабочей силы. У комиссариата были совсем не такие планы, как у тех, кто позднее начал массовое уничтожение.

Но разве вы не знаете, сколько народу умирало в гетто каждый месяц в 1941 году?

Нет. Если и знал, то забыл.

Но вы не могли не знать; есть точные цифры.

Да, наверно, знал…

Да. Каждый месяц умирало пять тысяч человек.

Да? Пять тысяч в месяц? Хм…

Это огромная цифра.

Конечно, конечно. Но в гетто было огромное количество народа! Пожалуй, даже слишком много народа, вот в чем загвоздка.

Слишком много?!

Слишком много!

Хочу задать вам философский вопрос. Что, по вашему мнению, представляет собой гетто?

О Боже милосердный! Гет то появились не вчера: насколько я знаю, они существовали испокон веков. Преследование евреев – тоже не немецкое изобретение, и началось оно задолго до Второй мировой войны. Поляки тоже их преследовали.

Но Варшавское гетто находилось в самом сердце крупного города, в столице государства…

Да, не очень типичная ситуация.

Вы говорите, что хотели сохранить гетто.

Наша миссия состояла не в том, чтобы уничтожить гетто, а в том, чтобы обеспечить его существование, сохранить его.

Но что представляло собой «существование» в таких условиях?..

В этом-то и была проблема. В этом и была вся проблема…

Но люди умирали прямо на улицах. Всюду валялись трупы.

Именно… какой парадокс!

Вы полагаете, парадокс?

Я в этом уверен.

Но почему «парадокс»? Можете объяснить?

Нет.

Почему «нет»?

А что объяснять?

Но это странный способ «сохранить» гетто! Ведь евреи каждый день подвергались уничтожению. Черняков пишет…

Чтобы действительно обеспечить жизнь его обитателям, нужно было бы существенно увеличить размер пайка и уменьшить скученность населения.

Но почему бы не увеличить размер пайка? Почему? Ведь его устанавливали немцы?

Никто не стремился специально морить голодом обитателей гетто; решение о массовом уничтожении было принято намного позднее.

Да, да. Позднее, в 1942-м.

Именно, именно так.

Через год.

Совершенно верно. Наша миссия – насколько я помню – состояла в осуществлении общего контроля над гетто. И естественно, при столь скудном рационе и перенаселенности повышенная и даже очень высокая смертность была неизбежна.

Да. Но в чем же тогда заключалось «сохранение» гетто? При таких условиях питания, гигиены и т. д.? Что могли сделать евреи в подобной ситуации?

Евреи ничего не могли сделать.

Рауль Хильберг

До войны Черняков видел фильм, где капитан пассажирского судна, готового пойти ко дну, велит оркестру играть джаз. 8 июля 1942 года, меньше чем за две недели до смерти, он сравнивает себя с капитаном тонущего судна. И он решает устроить в гетто праздник для детей. Да, шахматные турниры, спектакли, различные детские празднества продолжаются до последнего момента. Они глубоко символичны! Эти культурные мероприятия не только укрепляют мораль, как хочет думать Черняков, – они служат символами того положения, в котором постоянно находилось гетто. Там лечат или пытаются лечить больных, которым вскоре предстоит быть отправленными в газовые камеры; стараются воспитать детей, которым никогда не суждено вырасти; дают людям работу и создают рабочие места в такой обстановке, которая не дает надежд на спасение. Они делают вид, что продолжается обычная жизнь.