Гвидо Кнопп - CC – инквизиция Гитлера

— Вы еврей?

— Да.

— Ваши родители тоже евреи?

— Да.

— Нет ли у вас в роду неевреев?

— Нет.

— Что ж, тогда и я не могу вам помочь.

Молодой человек был расстрелян. По мере того как число трупов во рву увеличивалось, Гиммлер все заметнее проявлял беспокойство. Наконец, нервы у шефа СС не выдержали, его вырвало. Эсэсовский генерал не преминул воспользоваться подходящим случаем и указал Гиммлеру на то, что после проведения таких акций его люди «полностью выдыхаются». После экзекуции Гиммлер обратился к палачам с краткой речью, в которой, в частности, заявил, что они как солдаты должны беспрекословно выполнять все без исключения приказы, за остальное «ответственность» они не несут, а несут ее Гитлер и он лично.

После этого эпизода он стал обращать особое внимание на моральное состояние своей армии убийц. Он обсуждал с офицерами возможность применения «более гуманных методов» умерщвления людей, предлагал использовать взрывчатку, отравляющие газы, а также выхлопные газы автомашин. Он требовал конкретной информации, выступал с инициативами и издавал новые подробные инструкции по уничтожению людей. В результате возникла целая отрасль индустрии смерти в Аушвиц-Биркенау, где широко применялся газ «циклон-Б» для массового удушения узников в газовых камерах. Гиммлер лично занимался усовершенствованием механизма «окончательного решения» еврейского вопроса, тогда как нога Гитлера никогда не ступала на территорию какого-либо концлагеря. Шеф СС с интересом наблюдал 17 июля 1942 года за прибытием и уничтожением целого транспорта в количестве 445 голландских евреев. После того как в газовых камерах Аушвица задохнулись последние жертвы, для лагерного персонала был устроен веселый коллективный ужин с красным вином.

Скрупулезно занимался Гиммлер и проблемами поведения личного состава соединений «Мертвая голова» и расстрельных оперкоманд СС во внеслужебное время, чтобы снизить количество «грубых проступков», проявлений «ущербной морали» и других нежелательных эксцессов.

Специальным циркуляром он рекомендовал командиром создавать хорошее настроение у подчиненных с помощью ограниченных норм алкогольных напитков, сытной пищи и «истинно немецкой музыки». С особым рвением Гиммлер вел борьбу с теми, кто пытался обогащаться за счет своих жертв. Выступая перед командным составом СС, он говорил: «У нас было моральное право, у нас был долг перед нашим народом уничтожить народ, который хотел уничтожить нас. Но мы не имеем права даже прикасаться пальцем ради наживы к чужой шубе, часам, к марке, сигарете или к чему-то еще». И далее он добавил, что если кто-либо покусится на чужое добро, будет наказан вплоть до применения «высшей меры».

Однако в реальной действительности расстрельные оперкоманды и охранные подразделения концлагерей руководствовались своими неписаными законами. Гиммлер управлял империей, в которой ежедневно и многолико проявлялись все мыслимые формы злоупотреблений, коррупции и обогащения. И мнимый блюститель добродетелей, стоящий во главе войск СС, прекрасно знал об этом.

Отдельные наказания уличенных носили показательный характер и были скорее рассчитаны на внешний эффект. Внутри же своего ведомства Гиммлер вынужден был регулярно удовлетворять алчность своих сообщников присвоением им новых званий, продвижением по службе, щедрыми подарками, крупными, часто под видом кредитов, денежными суммами. В то же время он молча смирялся с тем, что коменданты концлагерей, присваивая награбленные ценности заключенных, устраивали для себя роскошную жизнь.

Впрочем, большие денежные пожертвования, поощрявшие массовое истребление людей, текли рекой из так называемого «круга друзей рейхсфюрера СС», в который входили наряду с другими и крупные промышленники, от Сименса до Немецкого банка. Совмещение ряда должностей — в 1943 году прибавился еще и пост рейхсминистра внутренних дел, — а также почти необозримое многообразие служебных полномочий, не могли не вызвать раздвоения личности у Гиммлера. Если ознакомиться с его решениями, над которыми он трудился нередко до двух часов ночи за письменным столом, невольно создается впечатление, что их готовил не один, а несколько совершенно разных людей.

Гиммлер мог буквально одномоментно, не скрывая антипатии к охотникам и трогательной любви к животным, наделить все общества охраны животных полицейскими полномочиями и сразу переключиться на служебный разговор об «эвакуации» (то есть ликвидации) еврейского гетто, что означало насильственную смерть десятков тысяч людей.