Юрий Поляков - В зоне риска. Интервью 2014-2020

– Но вы же – доверенное лицо человека, который является символом этой системы.

– Я доверенное лицо человека, восприимчивого к критике, в отличие от его предшественников. А то, что огромное количество информации затрудняет принятие решений, знаю по своему неизмеримо меньшему опыту руководства. Иногда на планёрке журналист говорит: «А давайте напишем, например, об идиотских столичный вывесках, где английский смешан с нижегородским!» Я: «Идея хорошая, но где ты был раньше! «МК» нас уже опередил!» Он: «Юрий Михайлович, я уже в пятый раз предлагаю – а вы не слышите!» «Ну, извини… замотался…»

– Слушайте, вот отличная для вас тема – выступление господина Володина со словами: «Есть Путин – есть Россия. Нет Путина – нет России».

– Вопрос коварный. Но отвечу… Я сейчас заканчиваю роман, очень острый, очень жёсткий – о журналистах, которые пошли в политику, борясь за свободу слова. Начинается сюжет в 88-м, а заканчивается в наши дни, когда герой возглавляет популярный еженедельник. Есть там и «кремлёвский пул» во всей красе. Я же реалист и вещи называю своими именами. Наверное, погонят меня после этого романа отовсюду. Кроме того, для Театра сатиры я пишу комедию, очень смешную, как мне кажется. Среди персонажей – президент России имярек.

– Гоголь тоже писал «Ревизора», царь сходил на спектакль и смеялся громче всех.

– Царь сказал очень важную вещь, в которой зашифровано, на мой взгляд, правильное отношение власти к литературе. Он сказал: «Здесь всем досталось, а мне больше всех». Это мы ещё в школе проходили. Но со временем я сообразил, человек-то был умный и понял: эта сатира ему упрёк как топ-менеджеру страны. Почему «мне досталось больше всех»? Потому что он отвечает за всё, он «хозяин русской земли», как они себя называли.

– Ну, напишите комедию про кооператив «Озеро», про Ковальчуков, Роттенбергов, это же будет здорово!

– Я не фельетонист, а, смею надеяться, художественный писатель. А писатель интересен своими обобщениями, образами, социальными прогнозами. Кризис власти начинается с того, что она перестаёт народу объяснять свои поступки. Власть не должна делать то, что она не объясняет. Придумывай, ври, но объясняй! Куда ни приеду, спрашивают: «Почему до сих пор не сидит Сердюков?» А я и сам не знаю… Ну, скажите народу, что у него сильный простатит, и он не может сидеть, боли страшные начинаются. Народ у нас добрый, пожалеет. Нет, никто ничего не объясняет…

– И так понятно: Сердюков – человек президента. Народ-то держат за дураков, посмотрите телевизор.

– За дураков нас держали в 90-е, такую ахинею несли… А сейчас если и ахинея, то духоподъёмная. По мне, это всё-таки лучше тотального самооплёвывания ельцинской поры. Но куда интереснее другое: и пораженческую прежде, и державную ахинею ныне вбрасывают в эфир одни и те же люди, их не уволили при смене курса. Может, именно поэтому вместо разумного патриотизма мы имеем «гром победы раздавайся» в исполнении Бориса Моисеева?

– Интересно с вами разговаривать. Ваши герои, как правило, люди с двойной моралью, запутавшиеся, но очень живые при этом. Извините, Юрий Михайлович, но вы мне почему-то иногда напоминаете сочинённых вами же персонажей. Вы же, как большой писатель, прежде всего пишите из себя, правда?

– Как грибы накапливают в себе яды, тяжёлые металлы, так и человек накапливает компромиссы. И когда создаётся критическая масса этих компромиссов, с человеком что-то происходит. И в какой-то момент он должен остановиться, сказав: всё, стоп, больше никогда. Мои герои живут либо накануне этого критического момента, либо с ними происходят необратимые изменения личности. В отношениях с женщинами, с друзьями, с политикой, с работой… Да, это моя тема, не буду отрицать. Да, мои герои чем-то похожи на меня. Но и Мастер был чем-то похож на Булгакова, а Лаврецкий на Тургенева, Раскольников на Достоевского. Это нормально.

– Юрий Михайлович, забыл задать Вам один вопрос. Что Вам так дался Солженицын? Почему лишь сегодня заимели зуб на него? Почувствовали, что пора?

–Во-первых, не сегодня. Перечитайте мой «Демгородок», написанный в 92-м. Там есть уморительный персонаж – писатель-изгнанник Тимофей Собольчанинов. Ясно? Во-вторых, к Солженицыну, как к писателю, я, честно говоря, равнодушен. Это Чернышевский двадцатого века. А кто-то его страстно любит. Говорухин мне как-то сказал, что читал «Раковый корпус» четыре раза, а я на первом чуть не умер. Это нормально. Но мне не понятно, почему уже во всю идёт громогласная подготовка к его 100-летию, которое будет в 2018 году. А вот в 2015 году исполнится 100 лет Константину Симонову! В 18-м 150 лет Горькому и 200 лет Тургеневу. Они хуже? Лучше, по-моему! Но про эти даты никто ещё не слыхивал. Да, они не сидели, разве что Горький немного в Петропавловке. А вот Ходорковкий сидел даже дольше Солженицына. И что теперь? Будем ставить памятник Михаилу Борисовичу? Давайте…