Юрий Поляков - В зоне риска. Интервью 2014-2020

После 1991 года началось целенаправленное создание чёрного мифа об СССР, сперва на инерции отрицания свергнутого строя, по отработанному советским агитпропом принципу «при проклятом царизме…», а потом, после краха «гайдаровских реформ» и расстрела парламента, это делалось для того, чтобы переключить внимание народа с убогой ельцинской реальности на ужасы «проклятого совка». Понятно, что честные мастера культуры этими подлостями не занимались, но вчерашние подмастерья социалистического реализма, оптимисты на зарплате, горемыки самиздата охотно откликнулись и впряглись в эту работу. Бездарные люди, не способные создать что-то новое, – всегда эпигоны, вот они и стали перепевать самиздатовскую чернуху вкупе с американской кинорусофобией. Сегодня этим занимаются уже 30-летние авторы, вообще не имеющие понятия о том, как и чем жили в СССР. Появились даже виртуозы злобных антисоветских фэнтзи. Но играют в такие игры и взрослые дяди, играют ради премий, вроде «Большой книги», «Букера» и «Ясной поляны». Деньги и премии не пахнут. А что ещё можно сказать про роман Иванова «Пищеблок», где в пионерском лагере детской кровушкой кормятся вампиры, возглавляемые героем гражданской войны. Думаю, Лев Толстой, узнав, за какие книги вручают премию «Ясная поляна», приказал бы выпороть своего правнука на конюшне…

Мои первые повести «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Работа над ошибками», «Апофегей» тоже были весьма критичны по отношению к советской реальности, их долго не печатали, но то был «критический реализм», направленный совершенно искренне против того, что нам, как тогда выражались, мешало жить. И когда они увидели свет, это стало потрясением общественного сознания. Кстати, в моём новом романе «Весёлая жизнь, или Секс в СССР» я снова вернулся в поздние советские времена, в 1983 год, и попытался взглянуть на «развитой социализм» с высоты обретённого жизненного, социального и исторического опыта…

– У вас недавно вышла очень острая публицистическая книга «Желание быть русским», которая всячески замалчивалась либеральной критикой. Как раз выход книги совпал с вашей «ротацией» из Президентского Совета по культуре. Связываете ли вы два этих события?

– Да, книга вышла в издательстве «Книжный мир», которое давно и успешно выпускает мою публицистику. Эссе «Желание быть русским» – это попытка проанализировать, почему мы, русские, и царями, и советской властью, и нынешним Кремлём воспринимаемся не как самоценный народ, имеющий собственные проблемы и недуги, а как своего рода «средостение» между этносами, населяющими нашу федерацию. Воспринимаемся как своего рода «этнический эфир», которого как бы и нет в природе. Заметьте, своих государственных институтов русские не имеют и с этим смирились, но в нашем правительстве нет даже «русского приказа», который системно бы анализировал и решал проблемы государствообразующего народа. Вывод мой неутешителен: дальнейшее небрежение русским народом может для нынешней версии государства российского закончиться тем же, чем закончилось для империи Романовых и СССР. По странному стечению обстоятельств, вскоре после выхода книги меня «ротировали» из Президентского Совета по культуре, ко мне охладели сразу несколько телеканалов, прежде наперебой приглашавших в эфир. Увы, непросто быть в России русским писателем.

Сыграл свою роль и мой конфликт с вдовой Солженицына, пытающейся сделать из своего покойного мужа пророка в белых ризах, что очень непросто, учитывая его многослойную биографию. Кстати, в книге «Юрий Поляков: текст, контекст и подтекст…» известный литературовед Михаил Голубков даёт очень любопытный сопоставительный анализ писательских позиций моей и солженицынской. Книга вышла в АСТ к моему 65-летию.

– Вы сейчас много занимаетесь театром. Пишите новые пьесы, создали Национальную ассоциацию драматургов, проводите фестиваль «Смотрины». Почему театр, а не кино? В кино аудитория же больше.

– Вообще-то, не я пришёл в театр, а театр пришёл ко мне. С конца 1980-х начались инсценировки моей ранней прозы. Был знаменитый спектакль «Работа над ошибками» Станислава Митина в Ленинградском ТЮЗе. Кстати, «Табакерка» тоже начиналась со спектакля «Кресло» – сценической версии «ЧП районного масштаба», о чём покойный Табаков не любил вспоминать. А с середины 1990-х я активно выступаю как драматург. Одной из первых стала постановка моей пьесы «Смотрины» во МХАТ им. Горького у Татьяны Дорониной. Её осуществил Станислав Говорухин, и это была его первая работа на театре. Спектакль до сих пор в афише МХАТ под названием «Контрольный выстрел», но какова будет его дальнейшая судьба после отстранения Дорониной и захвата МХАТа командой Эдуарда Боякова с Захаром Прилепиным, не знаю. С Бояковым мы с разных театральных планет, а Прилепин… он, скорее, вообще «шатл».