Хайнц Хёне - Черный орден СС [История охранных отрядов] [litres]

Гитлер, в свою очередь, не забывал преданного подчиненного, переводя его со ступеньки на ступеньку вверх по лестнице нацистской иерархии: в 1925 году Гиммлер – заместитель гауляйтера гау Нижняя Бавария – Оберпфальц, в том же году – заместитель рейхсляйтера партии по пропаганде и, наконец, в 1927 году – заместитель рейхсфюрера СС. За несколько лет нерешительный, бесхребетный студент превратился в фанатичного сподвижника Гитлера, поражавшего фюрера необычным организаторским талантом. Но на оргработе Гиммлер не собирался останавливаться. Он видел себя великим учителем и воспитателем, мечтал вывести партию и нацию к «истинным источникам жизни».

Долговременное пребывание в крестьянской Нижней Баварии способствовало превращению Гиммлера в одержимого приверженца философии «крови и земли». С молодых лет, благодаря свойственному ему романтическому представлению об истории, Гиммлер видел в крестьянстве первоисточник нации.

«Именно свободный землепашец на свободном клочке собственной земли, – утверждал будущий рейхсфюрер СС, – является становым хребтом внутренней силы германской нации и народного духа». Позже он говорил о себе: «По происхождению, крови и существу я сам – крестьянин». Гиммлер представлял великих людей истории не иначе, как потомками крестьян.

Своего любимого героя, саксонского короля и покорителя славян Генриха I Птицелова (876–936 гг.), он с восхищением называл «благородным крестьянином своего народа».

После окончания учебы, уже работая в сфере народнической пропаганды, Гиммлер представлял себе общество будущего, основанное на крестьянских ценностях. Согласно недатированной записи, ячейкой государства, построенного на лозунге «обратно – к земле!», он считал сельскую школу, где во взаимоотношениях преподавателей и учеников разглядел «картину истинной немецкой государственности» и «основу нового общества».

Учителя школы и воображаемый «народ-крестьянин» – это «мастера» и «подмастерья» обоего пола. «Мастера»-мужчины должны были обладать «качествами вождя», они обязаны были распознавать «ложь и обман этого мира».

Напротив, «мастерицы», жизнерадостные, высоконравственные женщины, обладающие настоящим материнским чувством, полностью свободные от духовных и физических недугов, свойственных вырождающимся женщинам современных городов, должны быть сильными и одновременно очаровательными, с удовольствием оставляющими за мужчинами право последнего слова. Основная ячейка гиммлеровского крестьянского общества должна была служить духовным центром притяжения для народных деятелей, поэтов и художников германской нации, всегда доступным для соотечественников, чтобы черпающие из нее силы рабочие городов могли, «не сгибаясь, пройти через духовные предрассудки современности». Трудно не увидеть во всем этом зарождающиеся элементы нацистской и эсэсовской общественной утопии!

«Основное внимание должно придаваться не знаниям, а убеждениям», – требовал геополитик Гиммлер, представляя продукт своей лаборатории: людей со стопроцентным здоровьем, крепкой нервной системой и сильной волей, превращающихся в постоянной связи со школой в вождей народа.

Гиммлеру даже удалось найти единомышленников, готовых воплотить его «крестьянско-народническую» белиберду в жизнь. Они приобрели небольшое крестьянское хозяйство в Нижней Баварии и предоставили его в распоряжение «теоретика». Однако надежды Гиммлера на то, что «найдется еще немало благородных людей, способных в зависимости от их состояния и сил материально поддержать его начинание, оказались тщетными. «Деревенская школа будущего» так и осталась мечтой. Однако, несмотря на первую неудачу, Гиммлер не отступился от своей утопии. Сын учителя обнаружил в себе педагогические наклонности, считая, что рожден великим воспитателем, способным найти практическое применение своей идее.

Поучая окружающих его людей, Гиммлер любил пофилософствовать, как бы поступили предки в том или ином случае. Для этого у него всегда был наготове какой-нибудь подходящий пример из истории, способный «освежить» в памяти современников прошлое и стать для них уроком на будущее. Даже в годы войны, по словам его самого близкого друга д-ра Керстена, Гиммлер мечтал о мирном времени, когда снова можно будет «воспитывать и еще раз воспитывать». Лейб-врач вполне серьезно полагал, что, согласно своей натуре, Гиммлер с большим удовольствием предпочел бы перевоспитывать восточные народы, чем их истреблять.