Леонид Заика: Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Керенский это оценил и сделал Брусилова Верховным Главнокомандующим всей российской армией, сместив с этого поста показавшегося менее надежным генерала М.В. Алексеева. В отличие от других, Брусилов вел себя осторожно, открыто претензий к Временному правительству не высказывал, хотя не демонстрировал явно и особых симпатий к нему. Такая линия поведения боевого генерала в столь критический момент российской истории вызывала недоумение. В подобном качестве Брусилов годился разве что на какую-нибудь второстепенную роль ни за что не отвечающего советчика. В конечном счете так оно и произошло: Брусилов превратился в некоего посредника между враждебно настроенной к Керенскому частью военной верхушки и остальным генералитетом, исполняя роль марионетки, послушной и тем и другим.

Однако и энергичные генералы вроде Корнилова, Деникина, Крымова тоже оказывались не у дел. Их попросту опасались подпускать близко к власти. Началась чехарда кадровых перетасовок. Пошла раздача чинов и званий новым фаворитам, демонстрировавшим лояльность к Временному правительству. Профессионализм, способности и боевые заслуги в счет не шли. Для продвижения наверх требовалось принародно выразить, хотя бы на словах, симпатию к Керенскому, Брусилову и не допускать критики в их адрес. Новоявленные стратеги в гражданских сюртуках вмешивались в управление войсками. Отодвигая в сторону опытных и грамотных военачальников, они охаивали традиции русской армии, ратовали за упразднение воинской субординации и единоначалия. Это еще больше подрывало дисциплину, снижало боеспособность армии, которая стала разваливаться, теперь уже неотвратимо и стремительно.

Командующий Петроградским военным округом генерал Л.Г. Корнилов с оставшимися верными частями выразил решительную готовность восстановить в городе спокойствие, усмирить бунтовщиков. Его инициатива хотя и устраивала, но в то же время и путала председателя Временного правительства, одинаково боявшегося как Советов, так и генералов. Проявить твердость, навести порядок в войсках и в городе Корнилову мешало отсутствие единства среди российского генералитета, по-разному воспринявшего Временное правительство и идею введения жестких мер, роспуска наводнивших полки и дивизии комитетов и комиссаров.

Лавр Георгиевич Корнилов слыл наиболее авторитетным представителем российского генералитета, сохранявшего верность воинскому долгу и присяге. Выходец из простых казаков, сын хорунжего, он сумел добиться практически невозможного — стать Верховным Главнокомандующим не благодаря связям, протекции или родовитому происхождению, а исключительному упорству в учебе, освоении военного дела, усердию по службе и личному мужеству. Во время Русско-японской войны стрелковая бригада, штаб которой возглавлял Корнилов, прикрывала отступление русской армии под Мукденом. Оказавшись в окружении, бригада с тяжелыми боями прорвалась сквозь японские части, вынеся на руках больных и раненых.

Примерно в сходной ситуации пришлось побывать Корнилову со своей дивизией и в Первую мировую. Она успела проявить себя в Галиции, где за наведенную в подчиненных частях дисциплину, проявленную доблесть и упорство в противодействии австро-германским войскам была прозвана «стальной». И здесь Корнилов командовал прикрытием арьергардов российских войск, отступавших из предгорий Карпат. В одном из боев генерал был ранен и попал в руки австрийцев. Едва оправившись, Корнилов бежал из австрийского плена и добрался до расположения своих войск.

Лавр Георгиевич яснее многих видел, насколько пагубны популистские заявления Временного правительства о необходимости «дальнейшего углубления революции», которые вели лишь к утрате всякого контроля над ситуацией в стране и, что для генерала было особенно болезненно, к окончательной деморализации армии, полной потере ее боеспособности. С самого начала Корнилов резко выступил против пресловутого Приказа № 1. Он видел, как и без того низкая дисциплина в войсках с провозглашением этого приказа рушилась окончательно.

Внимая призывам демагогов, солдатская масса отказывалась воевать: целые части в полном составе самовольно покидали боевые позиции, оголяя огромные участки фронта. Число дезертиров превышало 1,5 миллиона человек, еще почти 2 миллиона находилось в германском плену. Эти потери никак нельзя было отнести на счет успехов австро-германских войск. Они явились прямым следствием военной политики Временного правительства, самого Керенского и небывалой по масштабам деморализации и разложения российской армии. Как отмечали современники, режим погибал при всеобщем к нему отвращении.