Александр Годлевский - Мои идеологические диверсии (во времена от Горбачева до Путина)

За свою деятельность Олег Гордиевский заслуживал высшей меры. Но должность резидента КГБ в Англии относится к номенклатуре ЦК самого высокого ранга, вплотную приближающейся к номенклатуре Политбюро. Чиновников такого ранга расстреливать крайне опасно. Логика террора в советских условиях проста и неумолима: если сегодня номенклатуру ЦК расстрелять за шпионаж, то завтра Генсека ЦК могут запросто прирезать в собственной постели.

Могут возразить, будто расстрел Гордиевского вполне соответствовал требованиям закона. Но кто и когда у нас всерьез принимал законы? Сама советская власть собственные законы никогда не признавала и квалифицировала требования граждан об их соблюдении либо как особо опасные государственные преступления, либо как проявление вялотекущей шизофрении. Неужели аппарат в чрезвычайно важном деле защиты своих шкур будет полагаться на то, что не признает?

Мне скажут: а как же Пеньковский и многие-многие другие? Да, но, во-первых, никто из них не был чиновником такого высокого эшелона номенклатуры, как Гордиевский. Во-вторых, в ходе аппаратной эволюции круг аппаратчиков, которых можно расстреливать, и деяний, за которые их можно расстреливать, постоянно сужался. Вполне возможно, что в 1985 году Олега Пеньковского бы не расстреляли. Со временем чиновники все больше и больше экономили репрессии против самих себя.

***

Осторожность аппарата с террором четко прослеживается и в преследовании инакомыслящих. Как только над ними не издевались, куда только не сажали! Но тем не менее никого не могли отвезти в ближайший лесок и пристрелить «при попытке к бегству». Сгноить до смерти в карцере вполне допускалось, пырнуть ножом из-за угла – нет. Логика понятная: сегодня КГБ по приказу партии начнет убивать диссидентов, а завтра КГБ по приказу одних чиновников станет стрелять других чиновников – и вновь 37-й год.

Вообще, преследование инакомыслящих в СССР основывалось на гораздо более тонких принципах, чем многие себе это представляют. В противостоянии «диссиденты – власть» имелись аспекты, на которые до сих пор никто не обратил внимание. Впрочем, весь комплекс взаимоотношений власти с ее противниками и сейчас остается без сколько-нибудь серьезного анализа: ну боролись люди против власти, страдали – честь им и хвала. Но дело к этому не сводится. В инакомыслящих партаппарат видел не только своих заклятых врагов, но и индикатор стабильности своей власти. Во времена сталинского террора против чиновников всех рангов диссидентство существовать не могло и не существовало. Правозащитное движение возникло только после смерти Сталина, когда репрессии против аппарата были прекращены, и вся полнота власти в государстве перешла от одного человека к чиновничьему аппарату в целом.

Советская власть жестоко преследовала участников правозащитного движения, но в то же время аппарат не был заинтересован в полном его уничтожении. И это мудро. Если возникнет реальная угроза неосталинского террора, то в первую очередь он должен уничтожить открытых противников режима и только потом обрушиться на его слуг-чиновников. Пока есть разгуливающие на свободе инакомыслящие, репрессии чиновникам не страшны. Но день, когда за последним диссидентом захлопнутся двери тюрьмы, может стать последним днем благополучия аппарата и первым днем неосталинизма.

Юрий Андропов, став генсеком, начал проводить политику, направленную на ужесточение контроля за партийно-государственным аппаратом и на полную ликвидацию правозащитного движения в стране. Есть серьезные основания полагать, что аппарат, противодействуя его реформам, старался аппаратными методами саботировать андроповскую программу борьбы с инакомыслием.

Но вернемся к Гордиевскому. Получив на территории Союза высокопоставленного чиновника, уличенного в шпионаже, советское руководство попало в патовую ситуацию. Судить и расстрелять опасно – можно нечаянно перешагнуть невидимую зыбкую грань, за которой террор перекинется на весь аппарат. Оставить дело без последствий тоже нельзя – уж больно пример заразителен. Политбюро решило выйти из тупика, «сбежав» Гордиевского на Запад и предав его имя в стране анафеме. Со всеми вытекающими последствиями.

Версия об организации побега советской разведкой в тайне от Политбюро является фантастической. Правдоподобной ее считают лишь те, кто всерьез верит в широко распространенные сказки о простодушных партийных чиновниках и коварных армейских и гэбэшных генералах, открывающих ногами двери в ЦК.