Екатерина Иванова: Конец привычного мира [Путеводитель журнала «Нож» по новой этике, новым отношениям и новой справедливости] [litres]

Если вы хоть раз читали комментарии к новостям об изнасиловании, наверняка встречали такое: «Да она сама этого хотела, а теперь строит из себя жертву!» Это ярко иллюстрирует, каким магическим действием обладает согласие: его предполагаемое наличие может превратить уголовное преступление в ничего не значащий эпизод. Поэтому сейчас, когда мы только учимся определять границы согласия, вопрос о том, что это такое, вызывает ожесточенные споры не только в соцсетях, но и в научных и общественных кругах. Почему так происходит?

Давайте вспомним, как культура насилия сменилась культурой согласия и в законах каких стран это отразилось.

Понятие «культура согласия» (consent culture [12] https://scholarship.law.edu/cgi/viewcontent.cgi?referer=https://scholar.google.com/&httpsredir=1&article=1969&context=scholar ) появилось благодаря феминистскому дискурсу. Исследовательницы противопоставляют его социальному феномену «культура насилия» (rape culture [13] https://www.researchgate.net/profile/Carrie_Rentschler/publication/263155387_Rape_Culture_and_the_Feminist_Politics_of_Social_Media/links/59ecea37aca272cddde05c57/Rape-Culture-and-the-Feminist-Politics-of-Social-Media.pdf ) – это поощрение и нормализация отношений, построенных по принципу «кто сильнее, тот и прав».

Самые важные черты культуры насилия:

● возложение ответственности на жертву – многочисленные «Сама виновата», «Знала, куда шла», «А она думала, ее правда кино смотреть позвали?»[14] https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=115864 ;

● нормализация насилия в массовой культуре – убеждение, что насилие является обычной и даже забавной частью жизни, которое люди распространяют через визуальные и кинематографические образы[15] http://socis.isras.ru/article/7292, юмор[16] https://lenta.ru/articles/2019/05/21/badhumor/и пр.;

● обезличивание насилия – отказ фокусировать внимание на личности агрессора при обсуждении ситуаций насилия (от новостных заголовков вроде «За что и как была убита женщина доцента Соколова» до прямо высказываемой мысли «Зачем обсуждать насильника, с ним и так все понятно, давайте лучше поговорим о том, что неправильного было в поведении жертвы»);

● виктимизация определенных групп людей – распространенное убеждение, что насилие допустимо[17] https://www.svoboda.org/a/29958270.htmlв отношении некоторых групп людей: детей («Поменьше корми, побольше пори – человеком вырастет»), женщин («Бей бабу молотом, будет баба золотом»), сексуальных меньшинств и т. д.;

● романтизация агрессии – трансляция стереотипа о том, что в романтических отношениях нормально «завоевывать» и «добиваться» партнера, игнорировать отказ и т. п.

С развитием феминистского движения все больше стали обсуждать проблему незащищенности женщин от разных видов насилия, в первую очередь сексуального. В результате исследовательницы предложили новую модель отношений, лозунгом которой стало «Нет значит нет».

Это означает, что для того, чтобы один человек прекратил как-либо воздействовать на другого, должно быть достаточно вербального несогласия второго. Продолжение воздействия (нежелательные прикосновения, двусмысленный разговор и т. п.) вопреки возражениям человека в такой системе однозначно маркируется как насилие.

Эта норма – ответ на принятое в обществе пренебрежение к женскому сопротивлению, которое транслируется многочисленными культурными стереотипами. Его можно увидеть как в обывательском «Женское "нет" означает "да"», так и в псевдопсихологическом «Все девушки знают международный женский язык: "нет" означает "может быть", "может быть" – "да"».

Формула «Нет значит нет» может применяться не только в отношении женщин: уважение к отказу вполне вписывается в норму детско-родительских, партнерских, межкультурных и других отношений.

Но эта модель имеет существенный недостаток: оказалось, что в силу различных обстоятельств жертва насилия не всегда может сказать нет. Это может быть невозможно по чисто физиологическим причинам: например, когда насильник подмешивает наркотики в напиток жертвы, после чего ее сознание отключается.

Однако гораздо чаще причины, по которым жертва не может сказать свое «нет», психологические: если озвучена (или подразумевается) угроза ее жизни и здоровью; если насильник давит авторитетом или статусом; если она уверена в собственной беспомощности и т. п.

Можно ли считать добровольным сексуальный акт в подворотне, если он предваряется небрежным поигрыванием пистолетом? А растление девочки-подростка отцом, от которого зависит ее жизнь в ближайшие пять-шесть лет? В этих случаях слово «нет» может и не прозвучать, ведь, произнесенное вслух, оно может стать спусковым крючком агрессии и усугубить страдания жертвы.