Герберт Уэллс - Будущее нашего мира. Процветание или гибель?

Мы считали, что война сузилась до простых экспедиционных стычек на окраинах нашей цивилизации, своего рода рейдов пограничной полиции. Терпимые отношения, казалось, укреплялись с каждым годом, пока мир Держав оставался нерушимым.

Да, правда, шла умеренная гонка вооружений. Умеренная по нашим нынешним стандартам оснащения. Военная промышленность росла и развивалась, но мы не видели полного значения этого. Мы предпочитали верить, что здравый смысл возрос достаточно, чтобы помешать стволам орудий, коих становилось все больше, начать стрелять на поражение. И мы снисходительно улыбались мундирам, парадам и армейским маневрам. Это были освященные временем игрушки и регалии королей и императоров. Они были частью выставочной стороны жизни, далекой от реальных разрушений и убийств. Думаю, я не преувеличиваю легковесную безмятежность, скажем, 1895 года… Это было всего сорок пять лет назад. И это было самодовольство, которое зрело у большинства из нас вплоть до 1914 года. В 1914 году вряд ли кто-нибудь в Европе или Америке моложе пятидесяти лет предвидел хоть какое-то подобие войны в своей стране.

Мир до 1900 года, казалось, неуклонно дрейфовал к молчаливому, но практическому объединению. Можно было путешествовать без паспорта по большей части Европы. Почтовый союз доставлял письма надежно и без цензуры из Чили в Китай; деньги, опирающиеся в основном на золото, колебались лишь очень незначительно. И обширная Британская империя все так же поддерживала традицию свободной торговли, открытости и равенства в отношении ко всем. В Соединенных Штатах можно было, путешествуя, ни разу за день не увидеть военной формы. По сравнению с сегодняшним днем это был, во всяком случае на первый взгляд, век легко доступной безопасности и добродушия. Особенно для североамериканцев и европейцев.

Но помимо неуклонного, зловещего роста военной промышленности, действовали и другие, более глубокие силы, готовя будущие беды. Министерства иностранных дел суверенных государств не забыли конкурентных традиций восемнадцатого века. Адмиралы и генералы со смешанными враждебностью и восхищением присматривались к мощнейшим видам оружия, которые сталелитейная промышленность исподволь навязывала им. Германия была лишена благодушного самодовольства англоязычного мира: она хотела иметь место под солнцем. Усиливались трения по поводу раздела сырьевых регионов Африки. Британцы были заражены хронической русофобией из-за страха за свои огромные вложения на Востоке и потому стремились превратить Японию в модернизированную империалистическую державу. Кроме того, они «помнили Маджубу [9] Битва за Маджуба-Хилл. 27 февраля 1881 года стала главной и решающей битвой первой англо-бурской войны. Буры одержали решающую победу. Британцы потерпели поражение, которое рассматривается как одно из наиболее унизительных поражений британцев в истории. ». Соединенные Штаты, задетые беспорядками на Кубе, были уверены, что для слабых и слишком обширных испанских владений смена власти будет только к лучшему. Таким образом, игра в Силовую Политику продолжалась, но она шла на задворках господствующего мира. Было несколько войн и изменений границ, но они не влекли за собой фундаментального нарушения общей цивилизованной жизни. Они вроде бы не угрожали фундаментальным образом ее расширяющейся терпимости и взаимопониманию. Экономические и социальные проблемы приглушенно бурлили под тихой поверхностью политической жизни, но не угрожали большими потрясениями. Идея полного уничтожения войны и избавления от остатков ее причин витала в воздухе, но эта идея была свободна от какого-либо чувства неотложности. Был учрежден Гаагский трибунал, началось неуклонное распространение концепций арбитража и международного права. Многим действительно казалось, что народы Земли обустраиваются на своих территориях, продолжая спорить, но не воюя. Изрядная социальная несправедливость все больше и больше смягчалась обостряющимся чувством социальной порядочности. Стяжательство не выходило за благопристойные рамки, и общественный дух был в моде. Отчасти это была вполне честная общественная одухотворенность.

В те дни, отдалившиеся уже на полжизни, никто не думал о каком-либо мировом управлении. Лоскутное одеяло великих и малых держав казалось самым разумным и практичным способом ведения дел человечества. Было слишком сложно поддерживать связи для хоть какого-то централизованного управления миром. «Вокруг света за восемьдесят дней», вышедшие семьдесят лет назад, казались тогда экстравагантной фантазией. Это был мир без телефона и радио, в котором не было ничего более быстрого, чем паровоз, или более разрушительного, чем ранние виды разрывных снарядов. Тогда и они казались чудом. Гораздо удобнее было управлять этим миром Равновесия Сил в отдельных национальных областях, и, поскольку у народы имели кое-какие возможности нападать друг на друга и творить другие безобразия, не виделось никакого вреда в пылком патриотизме и полной независимости отдельных суверенных государств.