Рене Маори: Хождение по гробам

И вот мы ее увидели. Сначала издали. А потом, оставив автобус на стоянке, несколько минут шли по истертым, блестевших как стекло камням тротуара, хватаясь друг за друга, чтобы не поскользнуться. Кстати об этих плитах из иерусалимского камня, покрывающими все пешеходные дорожки, следовало бы сказать отдельно. Их не заменяли пару тысяч лет, и они так отполированы ногами паломников и туристов, что в дождь и вообще не пройдешь. Мне страшно представить, что там творится, когда идет снег. А снег в Иерусалиме бывает каждую зиму. Камни неровные и скользкие, поэтому трудно смотреть по сторонам и одновременно контролировать каждый шаг. Хотя я не думаю, что святость бы нарушилась, если бы по дорожкам прошлись каким-нибудь пескоструйным аппаратом. Люди часто падают, подворачивают ноги, а напряжение, с которым приходится передвигаться под бешеным солнцем изматывает сердце. Но, кому нынче есть дело до чьего-то сердца? Поэтому я потерял из виду тех трех женщин, о которых рассказывал тебе в самом начале. Хотя вскользь, еще в автобусе отметил для себя, возникшее на их лицах выражение жадного нетерпения. Все три были разного возраста и разной масти, но показались мне вдруг сестрами близнецами. Так нарождающийся религиозный экстаз делает одинаковыми все лица. Глаза широко раскрываются и становятся пустыми, словно видят вместо реальности лишь тонкое полупрозрачное полотно, которое вдруг начинает идти дырами и самоуничтожаться. А дальше лишь «мягкий свет», опрокинутое на голову ведро елея и благодать. Я не знаю, какая связь у глаз со ртом, и почему рот тоже широко раскрывается, как только распахиваются глаза, но, наверное, она существует. Рты у них были приоткрыты, обнажая неровные зубы, словно нижняя челюсть вдруг сделалась очень тяжелой. Я только взглянул на них и сразу понял - мы их теряем.

А потом, в борьбе со скользкими камнями, соперничающей с неистребимым желанием узнать что-то для себя новое, я совсем о них забыл. В конце концов, я что же, приехал смотреть на сумасшедших? Да вовсе нет.

Я думаю, что тебе было бы интересно узнать об этой базилике? Она новая, ей еще даже нет ста лет. Слово «базилика» в католицизме имеет много значений, но в данном случае – это такой божественный ангар, построенный как раз над тем самым камнем, возле которого рыдал Иисус. Причем, еще раньше, крестоносцы там строили что-то свое, и новый объект аккурат оказался на старом фундаменте. И это правильно, не таскать же священный камень с места на место? Тем более, что крестоносцы схалтурили, и все развалилось.

Поэтому в 1924 году католики из двенадцати стран скинулись и пригласили Итальянского архитектора Антонио Барлуцци. И хотя здание, которое он построил совсем не похоже на обычную церковь, ее освятили как «Церковь страстей господних». Ответственность за эту базилику взял на себя Орден Францисканцев. Так что теперь - это францисканская церковь римско-католического обряда. То есть, чистейшего из чистейших католических обрядов нашего времени.

У этого строения есть еще два названия – Церковь всех наций, так она имеет двенадцать небольших куполов, ровно столько, сколько было стран жертвователей, видимых только изнутри или с другого ракурса, например, с высоты. Они напоминают нам о добрых католиках из Аргентины, Бельгии, Бразилии, Канады, Чили, Великобритании, Франции, Германии, Италии, Мексики, Испании и США, которые не пожадничали и поставили над священным камнем крышу, дабы ветры, дожди и солнце не разрушили бы его в веках.

И второе название «Базилика Агонии Господней». Это название мне нравится больше всего, особенно, когда слово «господней» не произносится.