Дмитрий Шушарин: Русский тоталитаризм. Свобода здесь и сейчас

Ядром новой российской государственности был институт президентства, разрушавшийся тандемократией. В своей недавней истории Россия пережила период параллельного функционирования разнородных государственных структур. Речь не идет о сосуществовании органов союзной и республиканской власти в РСФСР-СССР. Новая российская государственность – еще в рамках Советского Союза – начала строиться с появлением института президентства, противостоявшего – что не было с самого начала очевидно – системе советов, собственно, советской власти..

Длилось это сосуществование два года и без стрельбы не обошлось. С начала XXI века, с де-факто заменой свободных выборов преемничеством, все достижения тех лет – а ликвидация советской власти, безусловно, историческое достижение – были сведены на нет, причем нежизнеспособным стал институт президентства, который может успешно функционировать и развиваться только в условиях политической конкуренции, а не кланового консенсуса. А это означало, что не стал работать главный инструмент модернизации.

Да, хотим мы того или не хотим, но в России таким инструментом может быть только дееспособная и ответственная исполнительная власть. Но ни одному из тандемократов модернизация не была нужна. Они оба были модернизационно демотивированы. А значит, демотивирована и вся вертикаль.

Все понимали, что статья Медведева – это байхуа юньдун – «пусть расцветают сто цветов, соперничают сто школ», тмаоистская кампания, в конечном счете, приведшая к культурной революции. После ее появления окончательно стало ясно, что не будет никакой модернизации.

Великие сталинские достижения, воспеваемые ныне на высшем уровне, были не победами, достигнутыми в наступлении, а оборонительными успехами. Все силы были брошены на изоляцию и торможение, а не на открытое развитие. Советский режим был глубоко национально-русским, как и режим, действительно первого большевика, прорубившего окно в Европу, вместо того чтобы просто открыть дверь. Это стало очевидным в последние двадцать лет, особенно в путинское десятилетие.

И вновь, как во времена Петра I и Сталина, стала строиться оборона от окружающего мира, тормозиться национальное развитие. Статья Медведева, по существу, свелась к тому, что хорошо бы обороняться не такой ценой, как при Петре и Сталине. Правда, оборону эту он называл модернизацией. Именно поэтому статью следовало считать провокацией. Людей призывали высказываться о модернизации страны, в то время как власть понимала под модернизацией исключительно собственное сохранение и укрепление. А для России решающим является вопрос формирования современной нации и национальной идентичности.

Современные цивилизованные нации, которые принято называть историческими, прошли в своем становлении три важнейших этапа.

Первый – это признание принципа народного суверенитета, преодоление на его основе сословной разобщенности и торжество принципа национального единства, превращающего все социальные различия и конфликты в ситуативные.

Второй – преодоление империи как формы наднациональной организации.

Третий – создание полиэтничной, поликонфессиональной, мультикультурной гражданской нации, скрепленной как исторической устойчивостью политических институтов, так и новейшими информационно-коммуникативными технологиями.

Собственно, это три этапа модернизации, содержание которой в России до сих пор трактуют не столько даже как экономическое, сколько как промышленно-технологическое. При таком подходе модернизаторами объявляются Ленин со Сталиным. Но только в результате равномерности развития, наличия интегрирующих ценностей, владения современным коммуникативным аппаратом возникает позитивное позиционирование нации во внешнем мире. Которое невозможно заменить ни ядерной угрозой, ни монопольным положением страны на рынке энергоносителей.

Ни один из этих этапов российской гражданской нацией до конца не пройден. Россия должна решать задачи, которые были актуальны для других наций столетия назад, и одновременно адаптироваться к меняющимся формам жизни.

Формирование современной нации происходит путем признания ею принадлежности к чему-то большему, чем она сама, что может выражаться институционально или же в повседневном сознании. Символическое значение таких институтов, как ЕС и НАТО, конечно, велико, но дело, в конце концов, не в них, а в осознании общности с человечеством – не больше и не меньше. В современном мире без подобной открытости никакая модернизация невозможна. Она будет заменена заимствованием технологий, использование которых окажется ограниченным, – ведь они чуждый элемент в закрытых обществах.