<���…>
Подданные тоталитарного государства отличаются от граждан свободных стран самоотчуждением от исторических событий, то есть отчуждением от истории. Власть просто потому, что она власть, эти события порождает, вынужденная по природе своей что-то решать, что-то делать, что-то совершать. И потому в обществе, сохраняющем элементы тоталитарной политической культуры, она часто оказывается объектом иррациональной критики, агрессивного неприятия. Это не отношение к политике – это отношение к истории. Тоталитаризм выработал особый тип людей – человека внеисторического, которого можно было бы назвать и доисторическим, поскольку некоторая первобытность присутствует в его поведении. Даже инстинкт самосохранения, даже свойственное всем животным стремление защитить свое потомство у такого человека развиты недостаточно – он убежден, что ни его самого, ни его близких ничто дурное не коснется. И порождено это не отсутствием интереса к политической и общественной жизни, а совсем другим – отсутствием частной жизни, осознанных частных интересов. Как раз политикой, причем планетарного масштаба, такой человек интересуется, но это подобно интересу к телесериалам.
А если у человека нет приватного пространства и приватного времени, то у него нет ни чувства истории, ни гражданской позиции, которые, в общем-то, суть одно и то же. Точнее всего это определил Анатолий Найман, рассуждавший о позиции частного (а потому неприятного) человека в тоталитарном государстве: «Не уходить из истории, не обращающей на тебя внимание, в затвор частной жизни, чего такая история и добивается, а, наоборот, навязываться ей тем же отношением к событиям своей частной жизни, что и к военным походам и мятежам».
Но это относится лишь к людям, переживающим свою жизнь событийно, то есть способным к установлению причинно-следственных связей, к рефлексии и к осознанному выбору, к ответственности перед самим собой. Только такие люди и составляют исторические нации. В России же конец прошлого века характеризуется совсем иным – институциализацией бессобытийности и протестом против исторического авторства, а значит и против приватности.
<���…>
Под гражданским обществом российское обыденное сознание понимает некоторое объединение, возникающее в противостоянии государственной власти и только этим и скрепляемое. Но ведь такова – опять же в обыденном представлении – природа русской интеллигенции, не имеющей никакого другого способа самоидентификации и самоутверждения, кроме фронды (не оппозиции даже). Вот и получается, что русская интеллигенция стремилась и стремится заменить собой гражданское общество.
Между тем природа гражданского общества такова, что как раз власть для него имеет сугубо прикладное значение. Гражданское общество возникло не в противостоянии власти и конституируется не в оппозиции ей – для него первично частное, а не общее. Собственно, приватность как высшая ценность и делает общество гражданским, именно защита частного и составляет то общее дело, по которому так тосковали русские мыслители – как революционеры, так и консерваторы, граница между которыми в России всегда была зыбкой.
Гражданскому обществу власть не нужна, точнее сказать, оно появляется в результате отчуждения от власти. А вот власть, если она претендует на легитимность и социальную креативность, напротив, нуждается в том, чтобы общество было гражданским. И интерес этот чисто прикладной – только гражданское общество является управляемым, прозрачным и способным к переговорному процессу с властью.
<���…>
Чего уж тут ломать голову над тем, кто и чего ради время от времени запускает в СМИ страшилки о грядущей смене правительства, переходе контроля над экономикой в руки спецслужб. И средство и цель у них одна – довести ситуацию в стране до того состояния, которое мы наблюдаем в Чечне и вокруг нее. Самая большая опасность, исходящая от закомплексованных силовиков и близких им политиков – это возможность вооруженного конфликта с Грузией.»
Так виделась ситуация в стране к 2002 году, когда произошло окончательное расставание с праволиберальными надеждами. Рубежом стала акция привластного молодежного движения «Идущие вместе», которая во многом копировала нацистское сожжение книг, хотя и была направлена только против одного писателя – Владимира Сорокина. Исторические параллели не смущали устроителей акции, скорее, вдохновляли. Именно тогда стало ясно, что с либеральными иллюзиями пора расставаться – новый политический режим будет совсем иным.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу