Юрий Коваль: Нынче здесь, завтра там. Круиз-97

Москва… Ее можно в сердцах называть большой деревней, проходным двором. Но оставаться к ней равнодушным невозможно. За последние годы она основательно изменилась, стала другой. Если раньше мы с трудом доставали (словечко из лексикона времен социализма) билет в Большой театр, «Современник» или в Театр на Таганке, то теперь можно практически попасть куда только пожелаешь, были бы деньги.

ГУМ. Бывало, над ровным гулом возбужденной и усталой толпы пролетал голос: «Гражданка Никанорова, вас ожидают у фонтана». ГУМ стоит на месте, но толпы нет. Спокойно и чинно ходят по огромному магазину немногие покупатели. Вот отдел, торгующий товарами фирмы «Рибок». Юные зазывалы в красных футболках и черных «велосипедках», словно сошедшие с обложки журнала, приглашают сюда посетителей магазина. В ГУМе представлены известные итальянские, французские, английские фирмы. Где же российские? Их нет и в помине.

«Девушка, у вас есть заколки для волос?» – спрашивает у продавщицы дама средних лет. «Только из слоновой кости», – последовал ответ. Мамонты вымерли на Руси давным-давно, слоны, кажется, никогда не водились, значит, и этот пустяк, заколка для волос, – из-за бугра.

На улицах и площадях, в аптеках, метро и магазинах – повсюду суют тебе в руки рекламные листовки. Лекция по дианетике, витамины американского производства, краска для волос, швейцарские часы… Приходи, выбирай, покупай.

Многие мчатся на станцию метро «Спортивная». Там вожделенная ярмарка в Лужниках. Когда-то в народе был популярен такой анекдот (о социалистической системе хозяйствования): «Иностранцы интересуются у советского премьер-министра: «Как вам удается в такой огромной стране учитывать и удовлетворять разнообразные потребности населения в продовольственных и промышленных товарах?» Ответ был емким и простым: «Все товары приходят в Москву, а отсюда каждый увозит то, что ему надо». Так оно и было. В аэропортах и на вокзалах можно было легко обнаружить своих земляков, для сумок и авосек у них не хватало рук.

Теперь есть «челноки». Одни промышляют за рубежом, а другие, как в старое, доброе время, – в Москве, в Лужниках. Там они оптом скупают ходовой товар и продают его на улицах своих родных городов.

Я отправился в Лужники в 4 часа, когда ярмарка сворачивалась. Над спортивной ареной голубело небо. Его подпирали стальные конструкции и краны. Где-то под самыми облаками неспешно и надежно работали монтажники-высотники. Огромная чаша, заполненная до краев светом, – красота, от которой захватывало дух.

Я вернулся на территорию ярмарки и остолбенел: около скульптуры Ленина, у самых его ног, – невиданная мною до той поры грандиозная помойка: куски полиэтилена, картонные коробки, грязь, тряпье. Машины, бульдозеры, мусорщики сгребали весь этот хлам в кучи. Прошло минут двадцать, как закончился дождь. Над ярмаркой поднялись зловонные пары. Тошнотворные грязь и вонь – это тоже Лужники. Такое, к сожалению, тоже запоминается.

Еще одна примета конца 90-х годов: много нищих в Москве, старушки, молодые женщины с детьми. Гнетущее впечатление оставляют парни, покалеченные то ли в Афганистане, то ли в Чечне. Они сидят в камуфляже у дороги в Лужники. Без рук и без ног. На прохожих не смотрят, смотрят упорно, не мигая, куда-то под себя, в землю. За деньги, брошенные в коробку, не благодарят. Видеть этих молодых и беспомощных мужчин нет сил. Нужно иметь холодное, равнодушное сердце.

Старый Арбат. Сюда, в «Букинист», когда-то приходили книгочеи, они часами копались в книжных развалах. Отныне книжное царство в Олимпийском комплексе. Хорошей литературы там не очень много. Все три этажа захламлены «черным пистолетом», эротикой, магией. Было время: миллионными тиражами выпускали в свет речи и сочинения генеральных секретарей ЦК КПСС, постановления партии и правительства. Теперь повсюду криминальное чтиво.

3 июня в «Сатириконе» шел «Сирано де Бержерак» Эдмона Ростана с Константином, естественно, Райкиным в главной роли. Билеты в «Сатириконе» дорогие, буфет дорогой, а гардеробщики молодые и нагловато-ленивые: хозяйственные сумки на хранение не берут, не положено. Административный голос, усиленный микрофоном, разносит по всему театру строгое предупреждение: фотографировать и вести съемки во время спектакля запрещается. А вот входить в зрительный зал с авоськами и чемоданами, превращать его в вокзал – это пожалуйста, не возбраняется. Фотовспышка может повлиять на вдохновение актера, выбить его из колеи, а сумка… Ее со сцены не видно, она если и помешает, то только зрителям – путается между ног.