Владимир Шаров - Искушение Революцией

К XVI столетию, стартовавшему этим самым 1500-м годом, было потрачено уже несколько веков и таланты тысяч и тысяч лучших теологов и юристов, чтобы хоть как-то совместить высшую правду и реальность земного, насквозь греховного бытия – Божественное и гражданское право. Но одно и другое было так далеко друг от друга, так друг другу враждебно, что сшить их удалось в лучшем случае на живую нитку. Доказательство – начало проповеди Лютера.

Лютер, а вслед за ним Цвингль, учили в мире, где каждый знал, что пусть он не пропускает ни одной мессы и, отнимая у семьи последнее, щедро жертвует на храм, пусть всякую неделю ходит к исповеди, на которой священник отпускает ему грехи, вокруг столько зла и ненависти, что проще не замараться, искупавшись в бочке с нечистотами, что возит по улице золотарь, чем спастись, оставаясь в миру. Ты можешь честно жить и работать, можешь искренне молиться Создателю и, сколько есть сил, не грешить ни в делах ни в помыслах, все равно каждый прожитый день лишь вернее ставит крест на твоем спасении. Если хочешь спастись, бросай жену, детей, дом и беги не оглядываясь, как от Содома и Гоморры. Иного пути нет и не может быть.

Это была очень горькая жизнь, и вдруг пришли новые учителя и сказали, что все не так. Бог хочет от человека другого. Чтобы сподобиться вечного блаженства, монастырь не нужен: для спасения души достаточно твоей веры и смирения. Надо просто верить в Христа, быть справедливым, милосердным, и тогда, даже если ты напрямую, без священника, обратишься к Нему, Он тебя услышит. Он любит тебя и готов сторицей воздать за твое добро.

Со времени рождества Христова, если не считать тех, кто уходил в пустыни и в монастыри, лишь в краткие периоды веры, что Христос и впрямь придет не сегодня – завтра, да в праздники люди забывали, что до конца дней обречены жить в юдоли страданий. Теперь же этот камень был с человека снят. Облегчения, какое слова Лютера и Цвингли дали каждому, кто за ними пошел, хватило на многие века. Источник этот не иссяк и сейчас.

Подобного рода комментарии знала и Россия. Их специфика определила, выстроила русскую историю, вообще нашу цивилизацию, ее особенности, характерные черты. Основные субстраты, составившие русский народ – славянские и угро-финские племена – жили на восточно-европейской равнине многие тысячелетия; династия Рюрика правила ими непрерывно с IX века по конец XVI, то есть больше семи веков, что по любым стандартам очень и очень долго. Уже в силу этого Рюриковичей трудно счесть нуворишами, однако с середины XV века, во всяком случае на взгляд извне, – времени с другой логикой, другими знаниями – первенствующих среди них великих князей Московских будто подменяют. Конечно, наш подход ущербен – культуру надо судить по ее собственным законам и установлениям, однако изменения слишком разительны, резки, чтобы оставить их без внимания. На те десятилетия падает сразу несколько важных событий, главные из которых – отказ Москвы утвердить унию католической и православной церквей, подписанную на Ферраро-Флорентийском соборе главой русской церкви архиепископом Исидором, и захват турками столицы православия – Константинополя. Принято считать, что именно под их влиянием Русь пересматривает весь комплекс отношений между собой и миром. Но и Константинополь, и собор были лишь внешним кругом, обрамлением для перемен, начавшихся куда ближе. Быстро слабеют татары. Двумя с половиной веками ранее их бесчисленные конные отряды – «тьмы» – огнем и мечом прошли по Руси, оставив после себя сожженную, опустошенную страну. Тогда все пришлось строить наново. Травма была столь сильна, что теперь просто вернуться к положению, которое существовало прежде, казалось немыслимым.

В 30-е годы уже прошлого столетия издательство «Академия» опубликовало книгу, названную «Любовь людей 60-х годов», в основе ее переписка Чернышевского и Шелгунова с женами. Издание во всех смыслах примечательное, позволяющее понять самое нутро, корень революций. Похоже, он, причем без исключения, – в не лишенном убедительности тезисе, что если палка долгое время была насильственно согнута, надеяться, что стоит ее отпустить – и она сама тут же выпрямится, наивно. Чтобы вернуть палку в первоначальное состояние – прямое, равное, справедливое – это все синонимы – надо немалое время, и, главное, тоже насильно гнуть ее (народ, рабов, женщин, пролетариат) в противоположную сторону. Иначе ничего не получится. Чернышевский и Шелгунов ставили опыт на себе и своих женах, но пару-тройку десятилетий спустя наступила очередь стран и континентов. Церковные литераторы XV века над подобными вопросами вряд ли задумывались, однако дорога, на которую они поставили русскую историю, в сущности, вела туда же. Увидев в происходящих событиях ясное, не допускающее сомнений свидетельство, что настали не просто последние времена, а самый их конец, Христос и вправду повернулся лицом к тонущим в грехах и страданиях потомкам Адама, они сказали московским князьям, что именно им суждено возглавить поход к добру, сыграть главную роль в спасении и распространении истинной веры. Они сказали это князьям, которые – и века не прошло, как ели землю перед троном золотоордынских ханов, вымаливая себе ярлык на великое княжение; ища ее смерти, оговаривали ближайшую родню – других претендентов на этот самый ярлык. Значение двух появившихся в те годы доктрин – одна из них известна под названием «Москва – Третий Рим» (суть ее, что показал еще Н.И. Ефимов, лишь отчасти соответствует заглавию, куда правильнее было бы именовать ее «Москва – Второй Иерусалим». См. Ефимов Н.И. Русь – новый Израиль. Казань, 1912), авторство концепции приписывается старцу Елеазорова монастыря Филофею, примерная датировка – 1520 – 1530 годы; вторая – как «Сказание о князьях Владимирских» (оно принадлежит перу тверского монаха Спиридона – Саввы и возводит род Рюриковичей к племяннику римского императора Августа, легендарному Прусу. Написанное не позднее 1523 года, то есть тогда же, что и послания Филофея, Сказание вскоре приобрело официальный статус, сделавшись вступительной статьей к «Государеву родословцу» и для русского общества мало уступает перевороту, сделанному Коперником для общества западного. Только вектор его противоположный. Коперник умалил и землю, и весь человеческий род, убрав его из центра мироздания; монастырские же книжники, наоборот, поставили русскую историю в центр мира. Это был взгляд, с одной стороны, совершенно очевидно обращенный к концу, а с другой – неслыханно, к самому престолу Господню возносивший и русскую землю – новую Святую землю, и русский народ – единственный независимый народ, сохранивший истинную веру, новый народ Божий, а также русских царей – Его наместников на земле. Введение в чин венчания на царство обряда помазания (впервые при Иване IV) и вовсе уподобило русских царей Христу (См. Живов В.М., Успенский Б.А. Царь и Бог. Семиотические аспекты сакрализации монарха в России. – В кн.: Языки культуры и проблемы переводимости. М., 1987. С. 50).