Фердинанд Врангель: Путевые записки

Лизанька с 4-х недельным ребенком, Клементина Ивановна (m-me Медведева, дочь Кейдлера) и m-me Fichtner занимали шестиместную карету; я с Медведевым сидели в бричке, Мейер с собакой в кибитке; Кузнецов (правитель иркутской конторы Российско-Американской компании) с 2-мя сыновьями в своем экипаже; а жена его с Анной Андреевной (sage femme) в другом. Для ребенка должны были часто останавливаться, так и чти на ночлег (на 32-й версте) приехали почти в полночь; все передрогли, в особенности жители кареты были весьма утомлены. Наш квартирмейстер Кузнецов весьма благоразумно избрал деревню Оек местом ночного отдыха и занял дом крестьянина Петухова, имеющего в сундуках своих слишком 150 тысяч звонкой монеты. Сытный и вкусный ужин был уже накрыт. Хозяин-мужик, лет 45, наученный и просвещенный лакомыми чиновниками Иркутска, которые весьма чтут и честят капиталистов-крестьян, связанных с их благородиями и высокоблагородиями посредством какого-то сильного магнита, изволил сам сесть с нами за стол, а тучная хозяйка его ухаживала за гостями, упрашивая кушать хлеб-соль. Отец этого мужика жил 102 года и был известен умом и деятельностью в молодости; а под старость страстью к голубям; не менее 2000 голубей слетались по свистку старика, садились к нему на голову и плечи. Он сохранил бодрость духа до смерти. Здесь простились с нами Кузнецова и Анна Андреевна. 28-е, после завтрака. На проеханных сегодня 85 верстах мы любовались свежестью природы; меж холмов тянутся обширные равнины (называемые здесь степями), покрытые молодою зеленью, как бархатом, и испещренные стойбищами бурят, богатых скотом и свободою. Старания земского начальства приучить этих полудикарей к хлебопашеству не увенчались желаемым успехом: конечно, одна нужда может заставить человека променять беспечность на трудолюбие – отраву на целебный бальзам. Не первая ли наша благодетельница это хуленая нужда?

29-е. Достигли реки Лены против Кочугской пристани, в 230 верстах от Иркутска. Бедная, грязная деревушка с убогою церковью расположена на противолежащем берегу, у которого стоял и наш паузок. В нетерпении полюбоваться ковчегом нашим, о котором насказали нам по дороге много утешительного мы тотчас же переправились чрез реку, чтобы, как водится горько обмануться в ожиданиях. Каюты оказались низки, холодны, текучи. Я немедленно принялся за переделку: стены обил войлоками, поставил железную печь (нарочно взятую с собой из Иркутска), разместил багаж, провизию, не переставая изливать сильные порывы справедливой досады на виновников неисправностей.

Здесь строятся и нагружаются паузки, баржи и лодки для плавания по Лене, которая, как тебе известно, истекает в 20 верстах от Байкала, в 231 версте отсюда, имеет здесь 30 сажень ширины и до 2½ аршин глубины, a до Ледовитого моря протекает 4002 версты, будучи всюду судоходна. Несмотря на производимое крестьянами судостроение, в домоводстве их не заметно довольствия: в кабаке исчезают все плоды трудов их, a неопрятные избы остаются представителями нищеты. На вопрос: отчего вы так бедны? голова мне ответил: «тесное место, сударь, лучшие сенокосы заняты бурятами, a нашему скоту негде разгуляться», и при этом показал рукою на обширную равнину, которая могла бы вместить все орды Чингисхана. «Много ли у вас скота?» «Голов 30, сударь». «А велик ли годовой сбор целовальника?» «Тысячь десять рубликов!» «Видно и скот ваш предпочитает вывеску орла чистому полю» заметил я. Винный откуп в Сибири парализирует все другие благодетельные учреждения правительства, пекущагося о водворении устройства и благосостояния в нижнем классе народа: без понятия о нравственности невозможно привить к ним и наклонности к трудолюбию, которое, вместе с здоровьем, исчезает в сивухе.

30-го. При теплой, приятной погоде мы отвалили сегодня утром от берега. расставание Лизаньки с Клементиной Ивановной тронуло и меня до слез. Громогласное ура и сердечные желания провожали нас. Поворотясь носом по течению, лоцман и гребцы наши сняли шапки и громко помолились: «Господи помилуй и благослови! Бог нам надобен!» – затем грянули в гребли и быстрое течение унесло нас скоро из виду провожавших нас приятелей. Я не мог без сильного движения в душе взглянуть на жену и ребенка, представляя себе неизвестную будущность, наполненную тьмою опасностей.

Наш паузок извивался меж гористых берегов, покрытых темным лесом; мы не сходили с верху, развлекая думы и чувства, нас отягчавшие, спокойною, безмятежною величавостью дикой природы: о как утешителен и внятен был её голос!