Марина Волкова - Муза и проза

Вообще, сочетание музыки и литературы – явление не удивительное и совсем не редкое. Один из моих любимых анекдотов – это история про то, как Горький и Шаляпин, будучи мальчиками, прослушивались в хор. И что же Вы думаете? Горького взяли, а Шаляпина – нет. Дружба писателей и композиторов также естественна, как немое взаимопонимание между певцами и балеринами. Борис Пастернак – своего рода композитор в литературе, а Скрябин – писатель-философ в музыке, трудно сказать, состоялись бы они до такой степени, если бы не жили по соседству?

Пастернак прекрасно владел полифонией, и потому у доктора Живаго две жены, антипод Стрельников и смерть в трамвае. Фантастическое несочетание и немыслимые коллизии превосходно уложились в одном романе. Тема – ответ – интермедия, а потом опять тема – ответ – интермедия, только в другой тональности и в других голосах, на другой высоте и другой дистанции, попуская при этом контрапунктические выкрутасы, ну, и конец – тема в увеличении, а точнее, одиночество в сопровождении новаторской трамвайной инструментовки, согласно авангардным музыкальным тенденциям начала 20-го века, когда нововенская школа уже была известна своим Шенбергским «Sprechstimme», а также Веберновским минимализмом.

Прокофьев состоял в нежной дружбе с Бальмонтом. Об этом свидетельствуют записи в дневниках: Прокофьев дарит Бальмонту ноты «Сарказмов», заинтересовавших поэта, с надписью «Нашему Солнцу несколько отрывков темноты». Это показывает, насколько велико и искренне было признание Прокофьевым высоты бальмонтовского поэтического дара. Для молодого композитора Бальмонт становится источником того света, который дарит творческое вдохновение, истинное восприятие мира.

Для Бальмонта Прокофьев, – композитор, в даровании которого отражается вся та звучащая магия, которая стала основой всего символистского поэтического творчества. Именно такое восприятие прокофьевской музыки можно прочитать в дарственной надписи поэта: «Волшебнику звуков Прокофьеву, в высокий дар которого я верю». [2] Прокофьев С. Дневник. – Paris, 2002. ч. 1, с. 623

Борис Виан был потрясающим джазменом, не только играл на трубе и саксофоне, а еще и писал музыку. Вивальди, подаривший нам огромное количество произведений, среди которых свыше 230-ти скрипичных концертов, около 120-ти сольных концертов, 40 двойных концертов, примерно, 50 опер [3] Музыкальный словарь Гроува. – М.: Практика, 2001, пер. с англ., редактирование и дополнения доктора искусствоведения Л. О. Акопяна. , а также великолепные мотеты и т. д., был поэтом и считал свои стихи, написанные к циклу концертов «Времена года», важнее музыки. Шаляпин же блестяще исповедался перед любопытными поклонниками в своей книге «Маска и душа: Мои 40 лет на театрах».

Так вернемся к зеркалу. Зеркальная форма в музыке, конечно, существует и весьма любима композиторами. Называется она концентрическая (от ср. – век. лат. concentricus – имеющий общий центр) – репризная многочастная форма зеркально симметричного строения, части которой после центральной возвращаются в обратном порядке по схеме АВСВА или АВСОСВА. Возникла в музыке композиторов-романтиков, её осн. свойство – упорядоченность неоднократных контрастов – привлекает также мастеров 20 в. Встречается в камерной вокальной музыке («Приют» Шуберта), программной инструментальной музыке с чертами повествовательности (признаки концентричности в 3-й балладе Шопена) или картинной (К. Дебюсси, «Игра волн» из орк. цикла «Море»; Б. Барток, 5-й квартет, 2-я часть). В опере применение К. ф. иногда связано с фантастической (ария Лебедь-птицы из оперы «Сказка о царе Салтане») или комедийной (общая композиция скетча «Туда и обратно» Хиндемита) образностью» [4] Цуккерман В., Динамич. принцип в муз. форме, в его кн.: Муз. – теоретич. очерки и этюды, [в. 1], М., 1970; Мазель Л., Нек-рые черты композиции в свободных формах Шопена, в его кн.: Исследования о Шопене. – М., 1971. . Такую справку нам дает В. Цуккерман.

Понятно, что форма эта была бы обречена на тоскливый и позорный провал, если бы крайние части после середины повторялись с точностью до миллиметра. Авангардисты в данном случае имеют большие преимущества, ибо уйдя с головой в додекафонию (12-ти тоновое созвучие), избавившись от довлеющих тональных законов, они придумали себе массу радостей в виде инверсии, обращения, уменьшения, увеличения, ракохода и т. д., с помощью которых повтор становится таким, что узнать его получается только у искушенных и продвинутых. В основном, повторы имеют вариативные оттенки в поддержку общей тематики, и здесь уже кто во что горазд!