Александр Гильфердинг - О филологической деятельности покойного А.С.Хомякова

В начале нынешнего года Алексей Степанович Хомяков, извещая об избрании меня в члены Общества любителей российской словесности, просил начать мои чтения в Обществе обзором современной деятельности в области славянской филологии. Мог ли я предвидеть тогда, что первое мое чтение придется посвятить очерку его же собственной филологической деятельности?.. С глубокой скорбию принимаю на себя исполнение этой задачи; но, по недостатку времени, не буду в состоянии представить Обществу подробного изложения филологических трудов и выводов покойного его председателя. Я принужден буду ограничиться только краткою характеристикою его деятельности в этом отношении. Да простят мне также, если в настоящей характеристике я иногда брошу взгляд и за тесные пределы филологической науки. Алексей Степанович менее всех держал науку в рамках специальности; его ум обнимал разом все ее ветви и все их взаимные соотношения. Невозможно определить его деятельность по одной части, не обращая внимания на другую.

Заслуги А.С. Хомякова в деле сравнительного языкознания могут быть вполне оценены только тогда, когда изданы будут все его ученые труды. То, что он напечатал, относительно этой науки, составляет лишь маловажную долю тех лингвистических соображений и выводов, которые он рассеял в своем большом рукописном труде, касающемся всемирной истории. Его «Сравнение русских слов с санскритскими», вышедшее в IV томе «Известий II Отделения Академии наук», есть малая частица того огромного лингвистического материала, который он переработал. Материал этот так велик, так разнообразен, что на переработку его потребовался бы для другого человека усидчивый труд целой жизни, специально посвященный филологическим изысканиям. У Хомякова такая работа совмещалась с самою разностороннею деятельностью по множеству других наук, и груз лингвистического материала не подавлял в этом дивном человеке живости художественного творчества, не заглушал в нем чуткости к современным вопросам общества и человечества. В наших понятиях филология, лингвистика обыкновенно представляется какою-то сухою отвлеченностью, какою-то лишнею роскошью ученого трудолюбия, и лингвист является нам в образе буквоеда, поглощенного отыскиванием корней и звуковых аналогий, ни к чему не ведущих. У Хомякова лингвистика была знанием живым; он сознал живую сторону лингвистики в то время, когда эта наука едва начинала терять в Европе характер пустой ученой игрушки; она тотчас заняла в его созерцании то место, которое принадлежит ей в живой связи человеческих знаний; свет общей мысли животворил все эти тысячи корней и звуковых видоизменений из всевозможных языков, хранившихся в его памяти, и потому такой громадный лингвистический материал был, как я уже заметил, легким бременем для его ума.

Принимая науку от Запада, Россия вместе с тем приняла отчасти организацию научной деятельности, сложившуюся на Западе: она перенесла, с немецкою наукою, на русскую почву немецкий Fuch, который в науке есть не что иное, как цех в ремесле. На Западе такой характер учености должен был естественно развиться из общего хода жизни. В Германии, где начало индивидуальности проявилось всего одностороннее, и Fach получил наибольшее значение в ученой деятельности: один ученый посвящал себя исключительно изучению греческих частиц […] и […], кроме этих частиц ничего другого знать не хотел; другой – весь свой век изучал комара, и кроме комара ничего не видел на свете. В новейшее время германская ученость, имея в числе своем таких людей, как Гумбольдт и Гримм, выходит из тесных рамок специалистов и пытается строить здание из массы материала, приготовленного тружениками специалистами; в этом действует на нее отчасти пример Англии и Франции, где наука хранила большую связь с жизнью. Но при бесконечном своем разнообразии и богатстве, при великих попытках обобщения, наука Запада все остается одностороннею: ибо в основание кладется взгляд односторонний, и на этом основании возводится здание из фактов, рассмотренных и понятых односторонне; а сколько односторонностей вы ни соберете, ни сопоставите, ни соедините, – органического целого из них не выйдет. Не знаю, согласятся ли мои почтенные слушатели с этим моим мнением; но таково впечатление, которое я получил из всего, что читал и знаю из произведений западной науки.