Коллектив авторов - Исторический сборник «Память». Исследования и материалы

Однако дело на этом не кончилось. В сентябре 1967 года в журнале «Вопросы истории КПСС» появилась подписанная Г.А. Дебориным и Б.С. Тельпуховским рецензия на книгу «1941. 22 июня» под названием «В идейном плену у фальсификаторов истории» [39] Деборин ГА, Тельпуховский Б.С . В идейном плену у фальсификаторов истории // Вопросы истории КПСС. 1967. № 9. С. 127 – 140. . Задача авторов, резко осуждавших книгу, была очевидна – оправдать ex-post facto исключение Некрича из партии: мол, он фальсифицирует историю и тем самым играет на руку буржуазным противникам Советского Союза. Обвинение вызвало бурную реакцию антисталинистов, в том числе генерала Петра Григоренко – ветерана войны, ставшего диссидентом. Григоренко, считавший необходимым «поднять тревогу» в связи с попытками реабилитации Сталина, написал большое письмо протеста в журнал «Вопросы истории КПСС». В письме «Сокрытие исторической правды – преступление перед народом!», вскоре ушедшем в самиздат, генерал не только обвинял Деборина и Тельпуховского в клевете, но и, исходя из личного опыта, изложил собственную версию событий, предшествовавших началу войны [40] Григоренко П.Г . «Сокрытие исторической правды – преступление перед народом!» // Мысли сумасшедшего. Избранные письма и выступления Петра Григорьевича Григоренко. Амстердам: Фонд им. Герцена, 1973. С. 31 – 93. См. также мемуары П. Григоренко: В подполье можно встретить только крыс. Нью-Йорк: Детинец, 1981. . Григоренко был не единственный, кто протестовал против исключения Некрича из партии и разгромной статьи. Среди коллег Некрича по Институту истории АН СССР нашлось немало отважных ученых, готовых рискнуть своей карьерой ради справедливости. Коллективное письмо, составленное М.С. Альперовичем и А.Г. Тартаковским в защиту историка, подписали 19 человек; кроме того, несколько академиков отправили письма самостоятельно [41] Отрешившийся от страха. Памяти А.М. Некрича. Воспоминания, статьи, документы / Сост. М.С. Альперович, Я.С. Драбкин Д.Г. Наджафов, Л.П. Петровский. М.: Институт всеобщей истории РАН, 1996. С. 85 – 86. . Подобные громкие дела оказывали мощное воздействие на взгляды и оценки советской интеллигенции и сыграли важную роль в созревании инакомыслия.

Начиная с 1965 года просталинские силы внутри аппарата интенсивно добивались реабилитации Сталина. Эти попытки не увенчались успехом: официального пересмотра решений XX и XXII съездов не произошло ни на XXIII съезде (в марте 1966), ни впоследствии. Но хотя большинство в Политбюро занимало нейтральную позицию в этом вопросе, в целом советское руководство сочло политически целесообразным положить конец разоблачению сталинских преступлений. Александр Бовин, работавший в то время в Центральном Комитете, вспоминал: «Послехрущевское руководство, мало что меняя на верхних, официальных, парадных этажах идеологии, дало понять “местам”, что желательно умерить антисталинские настроения, осадить “очернителей” нашей славной истории» [42] Бовин А. XX век как жизнь. Воспоминания. М.: Захаров, 2003. С. 153. . Этот идеологический поворот выразился как в ужесточении цензуры и преследовании инакомыслящих историков, так и в появлении публикаций, подвергавших сомнению разоблачение культа личности. Однако действия властей были фактически негласными, и потому авторы различных обращений и писем протеста не переставали надеяться, что попытки реабилитации Сталина возможно прекратить.

Буббайер назвал «бомбардировку письмами» – как коллективных, так и индивидуальных – в числе основных стратегий диссидентов, видя в них проявление возрастающей «гражданской ответственности» [43] Буббайер Ф . Совесть, диссидентство и реформы в Советской России. С. 134. советской интеллигенции. По его оценке, письма протеста писались не столько для того, чтобы повлиять на официальный курс или облегчить участь невинно осужденных, сколько для того, чтобы публично отмежеваться от принятого во имя целого народа курса. В некотором смысле эти письма были средством «внутреннего освобождения» [44] Там же. С. 135. . С такой оценкой можно согласиться, однако следует принимать во внимание постепенность этой эволюции.

Первая волна протестов пришлась на февраль – март 1966 года. В это время проходили и XXIII съезд партии, и суд над Даниэлем и Синявским. Первый открытый политический процесс постсталинской эпохи вызвал большую тревогу в среде интеллигенции. С приближением первого партийного съезда после отставки Хрущева и в связи с учащением выступлений в печати, «направленных, по сути дела, на частичную или косвенную реабилитацию Сталина», группа из 25 деятелей науки, искусства и литературы [45] Арцимович Л.А., Ефремов О.Н., Капица П.Л., Катаев В.П., Корин П.Д., Леонтович М.А., Майский И.М., Некрасов В.П., Неменский Б.М., Паустовский К.Г., Пименов Ю.И., Плисецкая М.М., Попов А.А., Ромм М.И. и др . (25 чел.) Письмо 25-ти советских деятелей науки и культуры Генеральному секретарю ЦК КПСС Л.И. Брежневу с протестом против «тенденций, направленных на реабилитацию Сталина», 14.02.1966. За этим письмом последовало второе, 25 марта 1966 г., подписанное 13 деятелями, включая И. Эренбурга (http://www.ihst.ru/projects/sohist/document/letters/antistalin.htm). во главе с Эрнстом Генри [46] Эрнст Генри – псевдоним Семена Николаевича Ростовского (настоящее имя Леонид (Лейб) Абрамович Хе́нтов). Он работал в Коминтерне и в советской разведке в 1930 – 1940-х гг., был арестован в 1951 г. и провел 4 года в заключении; впоследствии реабилитирован. В 1960-х гг. он был известным писателем и журналистом, пользовался авторитетом и популярностью. См.: Драбкин Я.С. Эрнст Генри – «наш человек в XX веке» // Новая и новейшая история. 2004. № 4. направила письмо Л. Брежневу. Подписанты опасались возможного пересмотра решений XX и XXII съездов и предупреждали о появлении «серьезных расхождений внутри советского общества»: такой пересмотр решений «создал бы угрозу нового раскола в рядах мирового коммунистического движения, на этот раз между нами и компартиями Запада». И писем в этом духе было немало. Реабилитации Сталина на XXIII съезде не произошло, однако неосталинистские выступления в печати продолжались.