Алексей Венедиктов - Мое особое мнение. Записки главного редактора «Эха Москвы»

Студенческая дружба, тусовка, мы и после института продолжали встречаться. А в 90-м году, когда при Горбачеве разрешили создавать частное радио, Корзун поделился со мной этой идеей. Радио я тогда даже вообще и не слушал. И уже в августе, когда «Эхо Москвы» вышло в эфир (22 августа 1990 года), Корзун с Бунтманом позвонили мне, и состоялся примерно такой диалог:

– Ты в Москве?

– В Москве.

– У тебя же сейчас каникулы?

– Каникулы.

– Ну ты же как школьный учитель болтать умеешь хорошо?

– Умею-умею!

– Приходи, нам вести эфир некому…

В последнюю неделю августа, перед началом нового учебного года, делать все равно было нечего: пришел, и дальше как-то затянуло. Тогда вещание шло всего два часа в день, с 19 до 21 часа. Студия была на Никольской улице, дом 7, бывшей улице 25 октября, триста шагов от Мавзолея, прямо напротив ГУМа. Я это воспринимал как развлечение, денег года два не платили вообще. Первый эфир помню очень хорошо: двадцать восемь лет назад, 24 августа 1990 года, я привел в студию гостя – это была Любовь Петровна Кезина, руководитель Департамента образования г. Москвы. И она была чуть ли не вторым гостем вообще на «Эхе». Ничего страшного в первом эфире не было: я учитель и разговаривал на темы, которые знал очень хорошо – про новый учебный год, наполняемость классов, зарплаты.

Еще восемь лет я одновременно работал и на радио, и в школе. Да, конечно. Но стал терять учительскую квалификацию, потому что не успевал следить за всем. Я начал халтурить. А халтурить я ненавижу. Когда меня избрали главным редактором в 1998 году, я испытал огромное облегчение, потому что понял, что теперь точно не смогу совмещать работу главного редактора и школу. В марте 1998 года меня избрали главредом, а с 1 июня я ушел из школы.

В начале «Эха Москвы», когда друзья позвали помочь им открыть свое радио, в редакции на Никольской все было очень примитивно и очень тесно. Шли звонки, и сразу не было понятно, кто это звонит – слушатель или просто по делам звонок в редакцию. Меня посадили под стол, где я поднимал трубку, слушал, что в эту трубку говорят, и показывал: есть звонок! Тогда человека выводили на пульт. Тридцать пять лет, отличник народного образования, любимый учитель сидит под столом и жестами показывает, что трубку надобно поднимать. Странная была работа, но и продолжалась она недолго – недели две.

Современное «Эхо Москвы» родилось из совсем маленькой радиостанции во время путча августа 1991 года. До этого, правда, была еще одна важная ступень – январские события того же года в Вильнюсе. Ночью Сереже Бунтману позвонили из Вильнюса и сообщили, что в городе танки. Танки в начале 90-х – кто это вообще мог предположить? Он позвонил мне и Корзуну, и мы в восемь утра встретились на Никольской. Шел снежок, я помню… Мы выходили в эфир только вечером, и Корзун предложил посмотреть, какую информацию дает телевидение, тогда полностью государственное. Если говорят про Вильнюс – то мы сейчас разбегаемся, если нет – то выходим в эфир и говорим сами. Мы сидели и смотрели, как на экране что-то пело-танцевало, и он сказал: «Всё. Выходим. Бунтман – за пульт, Венедиктов – в Моссовет, я пошел в литовское постпредство». И это было так обыденно: не было никакого вызова и геройского азарта – обычная работа в необычных обстоятельствах, хотя порой было и страшно, конечно.

Вот так в 1990 году я пришел на «Эхо Москвы» всего на десять дней, а задержался здесь (пока что) на двадцать восемь лет.

Алексей Венедиктов

главный редактор

«Эха Москвы»

19 августа 1991 года утром я оказался в поезде Москва – Рига. Я уехал в отпуск. И поездная бригада сообщила о событиях в Москве. На подъезде к Риге я видел эти танки или боевые машины – они там эшелонами стояли. Поэтому, как только смог, я вернулся в Москву. 20-го и вернулся – хотя билетов и не было. И главред Сережа Корзун сразу же послал меня в Моссовет, где был один из центров сопротивления путчистам. А ночь с 20-го на 21-е – ту самую ночь – я провел в Белом доме. И 21-го весь день был там, 22-го…

Может, потому, что мы уже все были в возрасте, уже пожили при советской власти. Мне сказали идти в Белый дом – я пошел. Сказали бы, что надо брать интервью у бен Ладена – значит надо брать интервью у бен Ладена.

Работали мы на «Эхе Москвы» абсолютно профессионально, хотя я тогда получил свой первый и единственный выговор за то, что у нас в эфире не было членов ГКЧП. То есть освещение получилось однобоким. «А сами путчисты где?» – спрашивал Корзун. Я говорю: «Их не было в Белом доме, Сережа». Он говорит: «Ничего не знаю. Должно быть представлено две стороны». Но я-то был в одном месте. Несправедливый выговор. До сих пор переживаю, хотя уже целых двадцать семь лет прошло.