Лиззи Остром - Парфюм. История ароматов XX века

Тем не менее это была не единственная труппа, использовавшая обоняние. В 1915 году Washington Herald сообщала о том, что происходило в Театре Эллиотта [8] Известный театр на Бродвее, основанный в 1908 г. и просуществовавший до 1960 г. в Нью-Йорке, где шла пьеса под названием «Опыт». Каждая актриса воплощала ту или иную эмоцию, включая Страсть и Клевету. Однако менеджеры сочли, что актрисы играют слишком «вяло» и решили призвать на помощь эксперта в области парфюмерии – профессора Гилберта Рудхауза, чтобы тот подготовил особый парфюм для каждой героини. Аромат должен был соответствовать эмоции и помогать актрисе изображать ее. «Если выбрать правильный парфюм, – писал репортер, в очередной раз связывая аромат и наркотики, – то актриса будет вести себя как скаковая лошадь (под допингом) на дистанции в полмили». В каждой гримерке стояла металлическая емкость с пульверизатором. Перед выходом на сцену актрисы получали «дозу»: горничные опрыскивали их ароматом в течение трех минут. Целые три минуты!

Элинор Кристи, исполнявшей роль Опьянения, была «прописана» амбра, китовые выделения, и она успешно справилась с ролью. «Она будто выпила пять кварт шампанского, но при этом сохраняла полный контроль над всеми своими чувствами», – отмечал журналист. Френсис Ричардс, игравшая Клевету, обратила внимание, что лимонный парфюм «заставляет ее ненавидеть всех, когда она находится на сцене». Флоренс Шорт – Страсть – пользовалась смесью из ладанника и мирры, которую профессор Рудхауз называл парфюмом Клеопатры. Он пояснил, что «ей приходилось выпивать по два стакана ледяной воды, чтобы избавиться от эффекта [аромата] каждый вечер, когда она заканчивала сцену, в которой соблазняла Юность».

В это десятилетие театральные актеры работали не просто с конкретным ароматом, но и с особыми брендами. Это был ранний опыт парфюмов знаменитостей, в число которых входил и Poinsettia английской фирмы Atkinson, о чем мы еще поговорим. Мы познакомимся и с ароматами, навеянными литературными произведениями, в частности теми, которые создавал наиболее влиятельный в мире творчества человек этого десятилетия модный дизайнер Поль Пуаре. Он так же как и Бакст, придумывал сценические костюмы для «Русских сезонов». Пуаре говорил о себе, что он находился в центре урагана высокого искусства и мог предложить изысканные, эзотерические ароматы своим богатым клиенткам.

Если охватить картину в целом, становилось очевидным, что духи начали постепенно выходить за пределы привычного круга королевских особ и аристократии. Два события ускорили этот процесс. Первым таким событием стала революция в России, одним махом погубившая российскую императорскую семью, главного покровителя парфюмерной промышленности. Судьба одного аромата – «Любимый букет императрицы» – служит поразительным примером. Созданный изначально по заказу императрицы, после революции аромат получил новое название «Красная Москва», став известной маркой советского парфюма, который выпускала государственная промышленность. Исход «белых» русских в Париж и другие страны Европы принес с собой волну парфюмерных талантов (и оппортунистов), которым предстояло освещать сцену в 1920-х годах.

Другим событием стала катастрофическая Первая мировая война. Она навсегда изменила союзы, структуру власти и состояние экономики в Европе. Понятно, что война почти на половину десятилетия сократила парфюмерное производство, хотя и не убила его. Уцелевшие парфюмеры не чурались пропаганды, словно выбор одеколона мог заявить о том, на чьей вы стороне.

Во Франции дела шли плохо, а в Америке зарождался интерес к изящным вещицам, не только к «домашним» парфюмам, поставляемым старыми добрыми фирмами Sears и Roebuck, но и тяга к более тонким ароматам. Американские солдаты, побывавшие в Европе, возвращались домой к своим матерям и девушкам. Они привозили в подарок модные европейские ароматы, которые смогли раздобыть, включая Forget Me Not («Незабудка»), выпущенные в 1916 году фирмой Caron. В Америке речь шла не о том, чтобы кого-то не забывать, а о том, чтобы заново открыть для себя эти душистые удовольствия. Когда война закончилась, спрос на ароматы резко увеличился, особенно со стороны молодого поколения женщин, рвущихся к эмансипации и в восторге открывавших для себя парфюм, который помогал им выразить себя и свои чаяния.

В начале девятнадцатого века существовал невероятно модный придворный журнал, «адресованный в первую очередь, леди», под названием La Belle Assemblée («Прекрасная ассамблея»). Теперь его помнят в основном благодаря иллюстрациям с последними моделями одежды, важным свидетельством стиля эпохи регентства. Являясь в определенном смысле библией стиля той эпохи, «Прекрасная ассамблея» убедила немногих парфюмеров представить свои товары на страницах журнала. И они сделали это, причем громогласно. Взять, к примеру, рекламу лавандовой воды фирмы Gattie and Pierce, расположенной на Новой Бонд-стрит. Ее реклама сопровождалась портретами членов королевской семьи – столько, сколько поместилось на выделенном месте: его светлость герцог Марлборо, графиня Дарнли, графиня Ливерпуль и ее светлость герцогиня Девонширская. С их губ словно срывалось заявление: «Если леди восхищаются деликатностью вкуса и ароматом парфюма, то Treble Distilled Lavender Water будет первым среди самых изысканных».