Номенклатура “слила” в этот класс все свои многочисленные “болячки”, предрассудки, установки, целеполагания, принципы самоидентификации. И в той же степени, в которой эта номенклатура была расколота по политико-этническому принципу, зачастую весьма условно заданному, но безусловно значимому, так и буржуазный класс оказывается в постсоветской России расколот столь же глубинно и химерически.
Не тяготея к политико-”этнической” теме, я не стану посягать на тайну сего раскола. И приму безропотно и как политическую аксиому тот парадоксальный факт, что господа Черные, например, являются чуть ли не стержневой частью “почвенно-антигусинских сил”. И что все это и впрямь является борьбой политико-этнических групп: так называемой “космополитической” и так называемой “почвенной”. Такова воля судьбы, всемогущих ведомств, логики раздела сфер влияния и финансовых линий. Примем это как данность. Тем более, что, анализируя этот раскол, вряд ли стоит предаваться патетике яростных суждений по поводу добрых и злых сил. Суждения эти — тоже в прошлом! Тоже отдают историософским и политическим нафталином.
“Все это” грубее, проще и приземленнее, но вместе с тем сложнее и острее. И главное — “все это” безусловно наличествует, “все это” прет из каждой щели новорожденного буржуазного класса. И никакой классовой солидарности ныне не существует! Отстранение Лебедя говорит здесь об очень многом. Так же, как и альянс Лебедя с Коржаковым. Уже в ближайшее время каждая из частей расколотого буржуазного сообщества начнет искать союзников вне своего класса.
Последний жест классовой солидарности — это выборы 1996 года. И то, как мы знаем, не утерпели. Дальше начнется “межстратовый беспредел”. Добавим к сказанному, что если на уровне федерального центра соотношение сил между условно “космополитическим” и условно “почвенным” сегментом примерно три к одному, то на уровне регионов это соотношение уже один к двум, а на уровне глубинки — один к десяти. Отсюда многочисленные надежды “почвенников” на то, что перенесение процесса с центра на места даст им окончательную победу. Но это пустые, бесплодные и антигосударственные мечтания. Беспочвенные надежды на “Лебедянь”.
Выводы из пристального анализа деталей формациогенеза весьма печальны. А именно: в регионах складывается особый тип буржуазного мышления, не соответствующий представлениям об “общероссийскости”. Это “регионализм сознания”, порождаемый регионализмом финансовых и в целом хозяйственных интересов. Кроме того, потенциал возможностей региональной элиты растет не так быстро. Этот потенциал не составляет и десятой доли “совокупного федерального потенциала”. Потенциал же глубинки — еще намного меньше. И тип сознания там можно назвать “локальным”. Соответственно, нет никаких оснований полагать, что буржуазия регионов и глубинки, став почвенной, останется общероссийской. По крайней мере, прогноз на ближайшие годы не сулит в этом плане ничего утешительного.
Между тем превратное понимание сути процессов формациогенеза порождает неоправданные “патриотические” надежды, что, в сущности, и приводит к тому на первый взгляд парадоксальному национал-сепаратизму, законченным выразителем, флагманом которого является генерал Лебедь.
Творцы концепции национальной модернизации с опорой на буржуазный класс, якобы постепенно смещающийся в нишу общероссийского патриотизма и национализма, — заигрались. И доигрались до Лебедя!
Уже ближайшие выборы вкупе с законами о самоуправлении сулят перераспределение власти между центром и разными уровнями периферии. Перераспределение — не компенсируемое перераспределением финансовых и иных ресурсов, и в то же время начиненное беспредельной алчностью вперемешку со всеми фантомами локального и регионального сознания. Чем это чревато, ясно для любого, кто на деле, предметно, сталкивался с природой так называемого патриотизма наших “почвенных” групп в момент, когда речь идет о дележке ресурсов, а не о пустой болтовне. Один такой “почвенник”, например, года три назад упорно и сурово рекомендовал мне освободиться от космополитических геополитических заблуждений и сменить политику в кадровом вопросе в соответствии с подобным изменением позиции. В ответ мне обещались крупные и дешевые кредиты одного “ультрапатриотического” банка. Но уже при той степени информированности, которая существовала в моей организации в 1994 году, было понятно, что этот “ультрапатриотический” банк является филиалом очень крупного европейского банка, принадлежащего одной особо проклинаемой «почвенниками» финансовой группировке.
Читать дальше