Александр Парвус - В борьбе за правду

Либеральная болтовня, штамповавшаяся политиками и газетами Антанты, не могла изменить положения вещей. Суть проблемы была не в словах, а в позиции, которую заняла эта группа стран в мировом конфликте. Эта позиция определяла ее политику, а все остальное служило лишь прикрытием. Центральные же державы, напротив, наперекор внутренним мотивам, движущим их правительствами, играли в мировой войне революционную роль.

Революционный характер политической позиции большого государства, безусловно, является гораздо более важным политическим фактором, чем политическая недальновидность или политическое благоразумие его правительства.

Англия стремилась сохранить и укрепить свою позицию как мировой державы. Германия, напротив, боролась за свободу выхода к морям. Германия хотела создать железнодорожное сообщение через Багдад до Индийского океана. Англия пыталась воспрепятствовать этому. Германия, опираясь на развитие промышленности, заполонила своей продукцией абсолютно все рынки. Англия с применением силы стремилась закрыть эти рынки для Германии и обеспечить себе монополию. Англия хотела в такой мере ограбить и оттеснить Германию, чтобы она была больше не в состоянии конкурировать с ней. Этой цели отвечали и политические планы Антанты. Сейчас, при наличии опубликованных тайных документов, в этом нет никаких сомнений [38] Речь идет об издании советским Наркоматом по иностранным делам в конце 1917 – начале 1918 г. секретных соглашений России с государствами Антанты, найденных в бывшем МИДе. В опубликованных соглашениях говорилось, в частности, о намерениях союзников после победы расчленить Германию и Турцию. . Планировалось расчленить на части Германию и Австрию, чтобы навсегда ослабить их. Колесо истории стремились повернуть вспять и довести Центральную Европу до беспомощного состояния, в котором она находилась в 40-х гг. предыдущего столетия. Если послушать сейчас речи политиков Антанты, то все эти планы кажутся лишь досадным недоразумением. Разумеется, им приходится сейчас идти на попятную, поскольку результаты войны не соответствуют ожиданиям государственных мужей Антанты. А если бы они победили, то не отказались бы от своих планов, а наоборот, дали бы полную волю своей фантазии. По этой причине исход мировой войны, даже если не брать в расчет возможный триумф русского самодержавия, не был безразличен пролетариату. Было крайне необходимо, чтобы победа досталась не консервативным, а прогрессивным силам капитализма.

Победа Центральных держав открывала широкие перспективы промышленного развития всех стран, в то время как победа Антанты, напротив, неизбежно сузила бы эти возможности, загнав их в насильственные рамки.

Конкретно для немецких рабочих вопрос целостности империи и ее индустриального развития был вопросом собственного будущего. Удар, направленный против единой Германии и против немецкой промышленности, одновременно был ударом по немецкой социал-демократии. Исходя из общей позиции, требовалось учитывать третий фактор: силу и организацию пролетариата. Тут, однако, возникал общепризнанный факт, что немецкая социал-демократия опережала все другие социалистические партии. Можно критиковать ее сколько угодно. Но тем не менее не подлежало сомнению, что если немецкая социал-демократия не достигла бы социализма, то другие и подавно. Запугивание насилием помещиков или прусской военщиной, которыми либеральные болтуны Антанты пытаются замаскировать свои империалистические чаяния, не могло сбить меня с толку. Я знал, что война при любых обстоятельствах послужит демократизации и росту революционности немецкой армии. По этой причине я считал правильным не сталкивать социал-демократию с армией, а связать их вместе.

Так сформировалась моя позиция по мировой войне.

Разумеется, я мог заблуждаться. Ошибка могла вкрасться как в исходные данные, так и в оценку действующих сил; кроме того, многое зависело и от хода военных действий. Но я не ошибся. В мою пользу свидетельствовал не только сам ход войны, но и возникновение и изменения русской революции, равно как и картина конца войны, которая нынче перед нами открылась.

Моя позиция полностью совпадала с позицией немецкой социал-демократии.

Сколько бумаги исписано, сколько разбрызгано чернил и слюны, сколько грязи собрано, чтобы ошельмовать меня. Если бы эта насквозь пропитанная гнилью атмосфера настигла меня, я бы задохнулся. Однако я не заразился этим зачумленным воздухом.