Алексей Павлов - Должно было быть не так

— Так вот как Вы выглядите, Алексей Николаевич. Совсем неплохо. Я думал, Вы гораздо старше. Я — следователь Генеральной прокуратуры Ионычев Вениамин Петрович. У нас начинается с Вами интенсивная работа: допросы, множество очных ставок, экспертизы. Все это потребуется для оформления доказательств Вашей виновности, которая у нас не вызывает сомнения. У Вашей жены есть подруга Нина?

— Я не женат.

— Но Вы же знаете, кого я имею в виду.

— У того, кого Вы имеете в виду, вполне возможно есть подруга Нина.

— И она могла обратиться к помощи адвоката для Вас?

— Не исключено.

— Дело в том, что в делопроизводство по уголовному делу, в котором Вы являетесь главным обвиняемым, вмешался адвокат, к которому Вы не обращались, — Ионычев, как бычок, повёл головой. — И Вы, Алексей Николаевич, не возражаете против его участия?

— А сколько я имею право иметь адвокатов?

— Вопросы, гражданин Павлов, буду задавать я. От Вас требуются только ответы.

— Теперь, — вступил в разговор второй в костюме, — я полагаю, Вы дадите нам возможность побеседовать вдвоём?

— Алексей Николаевич, это Ваш адвокат — Косуля Александр Яковлевич, — с сожалением отозвался Ионычев и вышел из кабинета.

— Алексей, тебе привет от человека с Бермуд.

Этого можно было ожидать меньше всего. Сколько лет прошло. Обвинение, предъявленное мне, если и имеет основание, то, скорее всего, по отношению именно к нему — человеку с Бермуд, потому что он стал после меня хозяином банка и известен как специалист по финансовым операциям, проходящим по граням законов. Встречались мы с ним в «Треугольнике» — кафе, которое прозвали меж собой Бермудами. Больше ни с кем там я не встречался, сомнений нет, речь идёт о нем. Но мы давно не друзья: в бизнесе их не бывает. В чем же дело, и как он узнал обо мне. Неужели память о дружбе — не полная иллюзия? Что это — помощь от него, или у него самого неприятности, и это — провокация?

— Признаться, я не знаю, о ком Вы, Александр Яковлевич.

— Я сам не знаю. Мне позвонила какая-то Нина, представилась подругой твоей жены и попросила тебя защищать. И привет передала. Ещё сказала, чтобы ты забыл человека с Бермуд. Как будто его не существует. И не только Нина просила. На, читай. Быстро! — Косуля дал мне прочитать, не выпуская из рук, записку, после чего сжёг её.

Как бы там ни было, а приходилось верить. Теперь понятно. Адвоката Косулю я видел однажды с этим самым человеком с Бермуд — это раз. Мой зарубежный адрес для него не тайна — это два. А главное, когда-то очень хороший знакомый стал сегодня мне смертельно опасным врагом, явившись под личиной друга к моим близким и родным, которые не подозревают, что стали заложниками. Что-то стало сильно мешать. Это подступили большие геометрические фигуры и под колокольный звон стали наполнять тело и сознание, голову обволокло тошнотворное чувство бесполезной попытки укусить огромный шар.

— Ты должен отказаться от любых показаний, — шипел на ухо Косуля. — Это приказ. И ни при каких обстоятельствах, ни следователю, ни в камере, не должен ничего говорить. Иначе — ты не маленький и все пони-маешь.

— Не бойся, — уже громко говорил адвокат, — статья у тебя благородная, никто тебя не тронет, тем более что я буду тебя защищать, со мной считаются.

— Мы тебе поможем, — опять зашептал Косуля. — Если что будет плохо в камере, имей в виду — там есть такой Славян, он связан с кумом, через него можно передать.

Что передать? Кому?..

Итак, все связаны со всеми, а сидеть мне долго, рассчитывая лишь на себя, и не только пользоваться правом молчать, но и быть обязанным это делать, в противном случае не только моя жизнь ставится под сомнение. На сегодняшний день человек с Бермуд — фигура сильная и опасная, здесь и политические, и финансовые, а равно и уголовные круги плавно растворяются в российских спецслужбах, я-то знаю не из газет. Однажды отказавшись участвовать в этом мутном водовороте, я думал, что, лишившись банка, стал свободен, и ошибся. Ничто не остаётся без последствий. Один мой знакомый, высокопоставленный госчиновник в Японии, человек исключительно осторожный в высказываниях, узнав, что я организовал банк, сказал, что в России банк без мафии существовать не может. Горячо возразив ему, я отметил, что банк слишком мал, чтобы привлечь особое внимание, что я — его единственный хозяин и все контролирую. «Вы совершаете большую ошибку» — сказал японец.

Пришедший с вызова становится в хате предметом живого интереса: у кого был (у адвоката, кума, следака, врача и т.д.), о чем шла речь, что принёс. Адвокат — это «дорога» на волю, через него передают письма, просьбы, поручения, от него приносят кто что, от иголки до нар-котиков. Вызов к адвокату — это движение. Все события, действия и поступки на тюрьме обозначаются этим словом; если же их нет, то говорят: «Движуха на нуле». До сих пор к адвокату ходили Вова, Слава и Артём. Володя, перед тем как пойти, одевался в костюм с галстуком, чем поражал вновь прибывших, потому что у большинства трусы — и те последние. Возвратившись, Володя извлекал из своих бумаг и карманов невероятные вещи: ножницы, скотч, перец, иголки, порошок от тараканов, одеколон и т. д. Выходит, его не обыскивали. Слава удивлял сокамерников порнографическими журналами. Артём, вернувшись с вызова, долго боролся на дальняке с проблемой заглублённой торпеды. Артёма обыскали тщательно, заглядывая даже в рот, но в задний проход заглядывают редко, и Артём удачно пронёс свёрнутые трубочкой запаянные в полиэтилен деньги («лавэ», или LV при упоминании в малявах). Пронёс — твоё, можешь даже задекларировать у воспета (есть такая тюремная должность — воспитатель) и положить на личный счёт. Я же не принёс ничего, как тот рыбак, что пел «эх, хвост, чешуя, не поймал я ничего», чем разочаровал многих (даже разрешённой пачки сигарет не взял). Вспыхнувший общий интерес погас, но скоро позвали к решке. Отчитаться у братвы — обязательно; опять же, может, у кума был, посмотрят, будешь ли скрывать, а скрыть-то как раз и нельзя, особенно от тех, кто давно сидит, все равно как отрицать возможность рентгена.