…Один из самых любимых мною памятников Клыкова — великомученице Елизавете Федоровне. В ней не было ни капли русской крови, но именно она своей земной и неземной, выбранной ею судьбой олицетворяет собою понятие “русский”. Для русского националиста Вячеслава Клыкова понятие “русский” — не понятие чистоты крови, а отношение к Державе, к Православию.
“Быть русским!..” Так называется одна из статей приснопамятного митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна, светоча Русской православной церкви второй половины XX века, кажется, единственного иерарха Русской православной церкви, своими проповедями и книгами сказавшего правду о леволиберальной революции середины XX века, укреплявшего дух русского народа в страшные 90-е годы. Спустя десятилетие народ благодарно помнит это. О многом говорящий факт: недавнюю панихиду по митрополиту Николаю Ротову в Санкт-Петербурге служили больше 10 епископов, при этом примерно столько же было в храме прихожан. И наоборот: на панихиде по митрополиту Иоанну была огромная толпа простого люда, но не было ни одного епископа. Митрополит Иоанн с Клыковым были из одного ряда великих подвижников земли русской, для которых быть русским значило бороться, несмотря ни на что, бороться до самой смерти. Толстовское непротивление злу насилием было противно их сути. Одна из статей митрополита Иоанна так и называлась: “Будь верен до смерти!”. Эта строка из Святого писания тоже полностью применима к Вячеславу Михайловичу Клыкову. И не случайно памятник великому архипастырю изваял именно Клыков.
Осенью 2002 года, после вечера Аксаковского фонда в Международном славянском культурном центре, ради которого Вячеслав Михайлович отложил все другие дела, мне приснился дурной, как потом оказалось — пророческий, сон: утром, как договаривались, звоню в мастерскую, никто не отзывается. Наконец открывает дверь незнакомый заспанный и хмурый мужик — а раньше открывали верные помощники Клыкова Жан Дасполов, Саша Бочкарев или Володя Тальков, брат Игоря Талькова, — и недовольно спрашивает: “Вы к кому?” — “К Клыкову”. — “А вы что, не знаете, что он с сегодняшнего дня на пенсии?”. И страшно, и пусто на душе стало. Проснувшись, еще долго я не мог избавиться от этого тяжелого чувства.
Я долго не решался, но потом все-таки рассказал об этом сне Клыкову. Он промолчал, сделал вид, что пропустил мимо ушей, но что-то вроде тревоги промелькнуло в его глазах.
В конце жизни он стал еще истовее работать. По-прежнему самые разные люди шли к нему со своими тревогами, надеждами, идеями, бедами. Кто только не искал здесь ответа на мучающие вопросы — сербы, болгары, белорусы, ну и, конечно же, российские искатели истины. И не только люди искусства, но и политики и военные, не всегда согласные, а чаще и вовсе не согласные с властью. Как-то я столкнулся на лестнице с генералом Рохлиным. На мой молчаливый вопрос Клыков мрачно ответил: “Боюсь, что он подписал себе приговор”. Позже Клыков поставит на его могиле памятник…
К 140-летию со дня рождения великого русского патриота и реформатора П. А. Столыпина встал клыковский памятник в Саратове. Неистово работал скульптор над памятником А. В. Колчаку для Иркутска. Как и почти все предыдущие проекты Клыкова, памятник Колчаку, еще не встав на берегу Ангары, недалеко от того места, где его расстреляли и спустили в прорубь, не оставил людей равнодушными: в Иркутске несколько месяцев кипели страсти “за” и “против”. И даже памятник Василию Макарычу Шукшину вставал не просто: областные чиновники хотели, чтобы Василий Макарыч смотрел на родину не сверху, с высоты Пикета, а сидя, купаясь в пыли, на перекрестке дорог. Доводы были самые разные: и что пожилым людям трудно будет подниматься на Пикет, и что памятник со временем под своей тяжестью все равно сползет с Пикета …
Я видел, что Слава уставал. Как и его близкие, я пытался уговорить его, чтобы он не работал хотя бы по ночам, но он только отмахивался.
Вячеслав Михайлович Клыков был человеком огромного гражданского мужества. Многое из того, что он начинал, часто поперек власти и бытующего общественного мнения, потом рано или поздно принималось обществом и этой же властью. Он поставил памятники великой княгине Елизавете Федоровне и царю-мученику Николаю II задолго до того, как Русская православная церковь их канонизировала. Он шел впереди своего времени, порой раздражая власть. Да и многие его не понимали.
Он был человеком огромного личного мужества. Знаю это по многим годам совместной работы в Международном фонде славянской письменности и культуры, по совместным командировкам, в том числе в теперь уже бывшую Югославию. Он не гнул спину ни перед какой властью, ни перед какими чиновниками. На официальном приеме он мог в глаза сказать президенту Милошевичу, чем грозит стране и лично президенту политика угодить нашим и вашим. Он не прятался в бомбоубежище во время американских бомбежек Югославии и, стиснув зубы, смотрел с набережной, как американские крылатые ракеты вонзались в мосты через Дунай в городе Нови Сад.
Читать дальше
