Весной 1990 г. житель Калинина А. Е. Богатиков сообщил тверскому “Мемориалу” о том, что в 1943 г. он отбывал срок заключения в лагере на Дальнем Востоке. Вместе с ним сидел поляк из Осташковского лагеря, рассказавший, как в начале 1940 г. в Осташково среди военнопленных отбирали специалистов по радиоделу. Остальных позднее отправили в Мурманск (http://katyn.ru/index.php?go=Pagesamp;in=viewamp;id=626).
Однако расследования этих фактов не проводилось, вероятно, потому, что судьба многих польских пленных офицеров стала разменной монетой при отстаивании удобной для всех официальной версии. Проще считать, что они расстреляны в Катыни, Медном и Пятихатках.
“Научно-историческая экспертиза”
Как уже говорилось, существенный удар по советской версии катынского преступления нанесла “научно-историческая экспертиза” Сообщения комиссии Н. Н. Бурденко 1944 г., осуществленная в 1988 г. членами двусторонней советско-польской комиссии, польскими профессорами-историками Я. Мачишевским (сопредседатель комиссии), Ч. Мадайчиком, Р. Назаревичем и М. Войцеховским. Профессора признали выводы комиссии Н. Н. Бурденко, мягко говоря, “несостоятельными” (Катынь. Расстрел, С. 443).
Польская экспертиза стала ответом на позицию советской стороны в двусторонней комиссии по истории отношений между двумя странами, созданной в мае 1987 г. На втором пленарном заседании комиссии (1-3 марта 1988 г.) поляки выразили недовольство отсутствием у советской стороны “содержательной позиции” по катынской проблеме. Без ответа был оставлен очень важный для поляков документ — рапорт бывшего генерального секретаря Польского Красного Креста К. Скаржиньского о работе Технической комиссии ПКК в Катыни в 1943 г. Он был передан советской стороне ещё осенью 1987 г.
Наконец, по настоянию поляков катынская проблема всё же была внесена на обсуждение. И здесь начались коллизии. Советский академик А. Л. Нарочницкий выступил с обширной речью в защиту выводов комиссии Н. Бурденко. Польские профессора не согласились с подобной позицией, и возник вопрос о целесообразности существования комиссии.
Тогда советский профессор О. А. Ржешевский предложил польским коллегам ещё раз проанализировать логичность и доказательность выводов комиссии Н. Бурденко. В течение двух месяцев польские профессора осуществили экспертизу Сообщения комиссии Н. Бурденко. Выводы для советской стороны оказались неутешительными (Катынский синдром. С. 259-261).
В книге “Катынский синдром” утверждается, что польские эксперты в 1988 г. “не оставили камня на камне от всей системы доказательств комиссии Н. Н. Бурденко… Ложная версия о содержании польских военнопленных до сентября 1941 г. в трех лагерях особого назначения с использованием на дорожно-строительных работах и о проведении расстрелов немцами была убедительно опровергнута… Как следует из справок МБ РФ, таких лагерей в 1940 г. и последующих годах не существовало. Так называемый майор Ветошников (начальник лагеря N 1-ОН фигурировал как свидетель в сообщении комиссии Бурденко) службу в системе госбезопасности не проходил и является вымышленной фигурой” (Катынский синдром. С. 370, 371, 476).
Не будем касаться всей системы доказательств комиссии Н. Бурденко. Надо полагать, что недостатки в ней были.
Остановимся лишь на отрицании факта существования лагерей особого назначения, который являлся одним из краеугольных камней в системе доказательств комиссии Н. Н. Бурденко. Игнорировать существование этих лагерей польским профессорам позволило плохое знание ими советской системы и, прежде всего, советского секретного делопроизводства, а также косность советских чиновников. В СССР, а теперь и в России, если что-то засекречено, то засекреченная вещь, событие, человек, организация формально как бы перестают существовать. Так было и в ситуации с “лагерями особого назначения” под Смоленском, информация о которых засекречена до сих пор.
По поводу “вымышленности” личности начальника лагеря “особого назначения” N 1-ОН В. М. Ветошникова необходимо заметить следующее. В 1991 г. даже на официальные запросы следователей Главной военной прокуратуры СССР о местонахождении бывшего начальника Калининского областного управления НКВД генерала Токарева Д. С. приходили ответы, что такими сведениями КГБ не располагает (Катынский синдром. С. 354). Но разве это повод считать Токарева мифической личностью? Почему же Ветошникова польские профессора без всяких сомнений зачислили в вымышленные фигуры?
Читать дальше
