Игорь Гергенрёдер: Смердячок, Попка Дурак и другие

Друг-писатель сказал по поводу моих очерков о Смердячке: «Сравнивать Путина со Смердяковым — не значит ли принижать образ Смердякова?» Вопрос понравился в одном из берлинских клубов, о котором я не раз рассказывал в моих очерках. Клуб, по большей части, объединяет любителей многообразия культур, здесь многие знакомы с романами Достоевского. Первый же выступивший заявил: Смердяков, при всех своих отрицательных чертах, — глубоко страдающая натура, и Достоевский показал, как среда нравственно калечила этот характер.

Я возразил, что уподобляю Путина не Смердякову. Смердячок, смердящий на весь мир, — другой персонаж, судьба предоставила ему иные шансы для развития, он торжествует над средой, и один мой очерк озаглавлен «Смердячок против Смердякова».

Когда-то среда затирала Путина, и потому он не может не отдаваться позыву раскрасить тускленькое прошлое. Перед выборами заполняя графу о собственности, Путин называет две «волги», якобы доставшиеся ему от отца: тот, оказывается, приобрёл их в середине 1960-х. Ложь, взрывающая хохотом. Заводской охранник, позже слесарь, проживающий с женой-санитаркой и сыном в коммуналке, покупает одну, а затем и вторую «волгу» во времена, запечатлённые в фильме «Берегись автомобиля» (и в памяти тогдашних обитателей коммуналок, живших от зарплаты до зарплаты).

Смердячок вполне достоин собственного высказывания о вранье, которое добывают пальцем из носа. Впрочем, гораздо эффективнее послужило своему обладателю иное место. Оно обеспечило отроку о-очень высокого покровителя, который год за годом не оставлял опекаемого заботами. Провёл троешника на отделение международного права юрфака при конкурсе сорок человек на место.

Учась на втором курсе, Путин подъехал к университету на «запорожце». Его, оказывается, папа выиграл в лотерею. Да… Не одному Леониду Ильичу Брежневу довелось, как видим, быть коллекционером автомобилей при развитом социализме.

Путин-президент показал «запорожец» Бушу: «Это мой первый автомобиль». Буш, была пора, называл Путина своим другом. И почему бы и в самом деле лидеру России не дружить с президентом США и вообще с Западом? Или сегодняшняя РФ, к досаде западной буржуазии, обличает капиталистов? Проповедует социальное равенство?

Отчего же её власти трезвонят, будто Запад — злейший враг России, одержимый целью развалить её? Трезвон будит в массе россиян отклик, исполненный своеобразно радостного удовлетворения. Видеть богатый благоустроенный Запад унижающим тебя врагом очень хочется. Это необходимо для внутреннего равновесия.

Явление, возникшее не вчера, умели очаровательно подать русские классики. В 1883 году был опубликован рассказ Чехова «Патриот своего отечества»: «Маленький немецкий городок /…/ Хорошее пиво, хорошеньких служанок и чудный вид вы можете найти в отеле, стоящем на краю (левом) города, на высокой горе, в тени прелестнейшего садика». Мы узнаём, что «на террасе этого отеля, за белым мраморным столиком, сидело двое русских». Оба приехали сюда на воды «лечиться от большого живота и ожирения печени». А у подножия холма играла музыка, немцы что-то праздновали. Кругом было так уютно, так мило, что русские «подперли свои русские головы кулаками и задумались».

Многозначительное указание «задумались»! О чём?..

Праздничная процессия приблизилась к отелю, и русским захотелось в ней участвовать. «Они взяли свои бутылки и смешались с толпой. Процессия остановилась на полянке за отелем. Вышел на средину какой-то старичок и сказал что-то. Ему аплодировали». Один из русских, Петр Фомич, пишет Чехов: «умилился. В груди его стало светло, тепло, уютно. При виде говорящей толпы самому хочется говорить. Речь заразительна. Петр Фомич протиснулся сквозь толпу и остановился около стола. Помахав руками, он взобрался на стол. Еще раз помахал руками. Лицо его побагровело. Он покачнулся и закричал коснеющим, пьяным языком: „Ребята! Не… немцев бить!“»

Рассказ оканчивается фразой: «Счастье его, что немцы не понимают по-русски!»

От описанного момента до даты, когда слова «Бей немцев!» выразят вдохновляющую общегосударственную цель, ещё довольно далеко. Больше тридцати лет пройдёт до начала Первой мировой войны, когда русские войска пересекут германскую и австро-венгерскую границы. То, как умилялось в те дни множество похожих и не похожих на Петра Фомича людей, отражено в романе «Тихий Дон» дневниковой записью убитого в первых боях вчерашнего студента: «Война. Взрыв скотского энтузиазма. От каждого котелка, как от червивой собаки, за версту воняет патриотизмом».