Кирилл Андреев - Что же такое научная фантастика?

Вот какой отзыв читателя мне пришлось недавно слышать на одной читательской конференции: «Автор, по-видимому, не знает, что скорость света потому и предельна, что она является той формой, в которой только и возможно существование материи. Ведь человеку, знающему хотя бы школьную физику, совершенно ясно: чтобы долететь до самых отдаленных звезд, не нужно летать с большей скоростью, чем скорость света! Можно, например, за пять минут долететь до туманности Андромеды или до Магелланова облака». [1] Имеется в виду время звездолетчика при скорости, близкой или почти равной скорости света. Для земного же наблюдателя пройдут, согласно теории относительности, тысячелетия. И от молодых читателей очень крепко досталось тем авторам, которые путают силу с энергией и рассуждают о гравитонах — этих структурных частицах пространства — как о каких-то материальных частицах, будто их в качестве «горючего» едва ли не экскаваторами загружают в трюмы космических кораблей!

Нельзя сейчас писать, что «электронно-вычислительная машина мерно постукивала», или: «Мы закладывали в машину программу при помощи перфорированных карточек», ибо это уже вчерашний день. А в научной фантастике мы должны заглядывать в завтра. Нельзя писать о том, что ученый биохимик «занимался синтезом углеводородов», имея при этом в виду, разумеется, углеводы. Может быть, автор ошибся. Но ведь и углеводы синтезированы уже больше ста лет назад. А у молодого читателя подобные «мелочи» создают впечатление невежества автора, и он уже не верит, что этот писатель зовет его вперед, к будущему. Главное в научной фантастике, при всем ее широком спектре и во всех ее направлениях, это показать поэзию и романтику научных исследований.

Наука и техника — это великий труд человека, воплощение его гения. Поэтому в центре научно-фантастического произведения всегда должен стоять человек. Человек — это основное мерило искусства, герой всей шестидесятивековой мировой цивилизации и универсальный ключ к нашей гуманистической эпохе.

Научная фантастика, как и все другие жанры и роды художественной литературы, есть в первую очередь человековедение — раскрытие типических черт и индивидуальных особенностей характера героя повествования, исследование поведения героя в типических для нашего общества обстоятельствах. Но типические обстоятельства могут быть обстоятельствами необыкновенными, потому что обстоятельства, в которых Гагарин летел в космос, стали в наше время типичными, хотя еще вчера они были совершенно необыкновенными. Поэтому подлинно реалистическая научная фантастика может и должна быть сведена к той же известной формуле: типические характеры в типических, но и необыкновенных обстоятельствах.

Для советской фантастики требование реализма должно быть неуклонным. Человек — это главное, и это за последние годы наши авторы понимают хорошо. И вряд ли кто-нибудь станет проповедовать научную фантастику без героев, без людей. Но если кто-то спросит: а почему у многих авторов так бледны образы героев, я отвечу — это не их вина, а их беда. Это значит, что не хватило человеку таланта. Вряд ли кто-нибудь из писателей скажет: «Я этого хотел»! Не всякий человек пригоден стать в центре научно-фантастического произведения. Его главный герой — это человек, который сейчас только вылупляется из куколки и становится бабочкой, вылетающей в мировое пространство.

Великий гуманизм — это та черта советской фантастики, которая поднимает ее над фантастикой западной. И еще очень важная ее черта — социальный оптимизм. Социальный оптимизм сводится к оптимизму некоторых редакторов, которые добиваются от автора, чтобы в звездной экспедиции было как меньше жертв. Бывает так, что у покладистого автора в рукописи сначала погибает вся экспедиция, потом, в процессе редактирования, число жертв сокращается наполовину, а в напечатанном варианте гибнет лишь один, да и тот отрицательный герой. Подлинный социальный оптимизм в ином — в наличии цели и в показе высокой цены человеческой жизни.

Имеется в виду время звездолетчика при скорости, близкой или почти равной скорости света. Для земного же наблюдателя пройдут, согласно теории относительности, тысячелетия.