Итак, существование мамонта в нынешние времена совершенно невозможно: исчезла сама экосистема, в которую тот был встроен. И даже если в будущем мамонта сумеют воссоздать «в пробирке» генно-инженерными методами (благо замороженных в вечной мерзлоте тканей этого существа предостаточно), жить в природе ему будет всё равно негде. Ну, по крайней мере пока не закончится межледниковье, в которое мы живём, и не начнётся следующее по счёту оледенение…
Иное дело – «снежный человек». Мне, по крайней мере, неизвестны законы природы, налагавшие бы прямой запрет на существование в горах Центральной Азии реликтового гоминоида – «обезьяночеловека», или просто крупной человекообразной обезьяны. С вечными снегами он, надо полагать, вопреки своему названию не связан никак (кроме того, что иногда оставляет там следы), а обитать должен в поясе горных лесов, где вполне достаточно и пищи, и укрытий. Ясно, что любые сообщения о североамериканских «бигфутах» можно со спокойной совестью выкидывать не читая (ибо своих видов приматов на том континенте нет и никогда не было, а чтобы пройти туда из Азии через приполярную Берингию, как это сделали люди, надо хотя бы обладать огнём), но вот в Гималаях или на Памире – почему бы и нет? Есть даже вполне правдоподобные кандидаты на эту роль, например, мегантроп – очень крупная (около двух метров ростом) ископаемая обезьяна из Южной Азии, обладавшая рядом «человеческих» черт, которые сближают её с африканскими австралопитеками, прямыми предками гоминид…
Итак, допускаю ли я (как зоолог-профессионал) принципиальную возможность существования реликтового гоминоида? – ответ: «Да». Верю ли я в его существование? – ответ: «Нет». А поскольку речь тут зашла не о «знаю/не знаю», а о «верю/не верю», я позволю себе высказать на сей счёт вполне субъективное суждение, основанное личном опыте.
…В начале 80-х мне довелось работать на плато Путорана в северной Сибири. Место вообще глухое и безлюдное (на карте «плотности населения» оно с полным на то основанием сохраняет девственную белизну), а мы с напарником к тому же сидели отдельно от всех в горах, километрах в 50-ти от базового лагеря экспедиции. Сам я изучал тамошнюю почвенную фауну, а напарник мой – поведение снежных баранов и хищников, волков с росомахами. Надобно заметить, что со спецификой работы орнитологов и «мышатников» я знаком был неплохо, а вот специалиста по крупным млекопитающим наблюдал в деле впервые – и впечатление, прямо скажу, было ошеломляющее…
Мой спутник – зоолог-полевик старой, классической школы – умел отыскивать (и фотографировать) своё зверьё до того лихо, что Дерсу Узала с Чингачгуком тут, что называется, нервно курят в сторонке… Замечу, что самомУ мне тех шастающих по горам вокруг нашей палатки зверей углядеть не удалось просто-таки ни разу – за изъятием случаев, когда напарник, стоя рядом, давал прямые инструкции, куда точно направлять бинокль, да ещё и разъяснял при этом (сам-то даже в бинокль не заглядывая), чтО именно сейчас вот происходит пред моими вооружёнными глазами. А уж как он читал следы… От развития тяжёлого комплекса неполноценности меня тогда уберегало лишь то детское изумление, с каким он, в свой черёд, наблюдал – сколько всякой микроскопической живности извлекаю я из какой-нибудь неприметной моховой кочки…
Так вот, кому как, а мне тех полутора месяцев, проведённых в той палатке, вполне хватило для обретения непоколебимой убеждённости: там, где единожды ступила нога такого вот профессионала, ни одно животное крупнее крысы не имеет ни единого шанса остаться «неизвестным науке». Ну, а поскольку к концу двадцатого столетия мест, где та нога профессионала не ступала бы вовсе, почитай, уже не осталось (по крайней мере на суше) – выводы делайте сами… Такое вот моё субъективное мнение, да; по другому говоря – «экспертная оценка».
Эпоха «бури и натиска», когда европейские путешественники что ни год, то открывали по крупному позвоночному (горная горилла, окапи, гигантский варан, etc), в которой по сию пору черпают свой энтузиазм «криптозоологи», на самом деле уместилась в пару десятилетий на границе 19-го и 20-го веков; именно тогда, кстати, отправился в своё путешествие за динозаврами конан-дойлевский профессор Челленджер. С той поры технология закрашивания «белых пятен» изменилась принципиально, и дело тут даже не в увеличении числа зоологов в цивилизованных странах . Куда важнее то, что соотечественники Челленджера, нёсшие своё «бремя белого человека» (да и не только они), успешно воспитали в колониях местные кадры, способные обеспечивать не только экспедиционные, но и стационарные исследования; а дальше, как и везде, колоритные кондотьеры уступили место «большим батальонам», что «всегда правы»… Между прочим, за всю эпоху «бури и натиска» не бывало случая, чтобы от первых слухов о существовании в неких тропических дебрях некоего загадочного зверя до триумфальной доставки в Европу его шкуры с черепом прошло больше трёх-пяти лет – сравните-ка это со снежным человеком, которого вот уж сколько десятилетий как безуспешно «ищут прохожие, ищет милиция»…
Читать дальше