Иннокентий Анненский - Письма

Ваш И. Анненский

2. VIII 1905

Ц<���арское> С<���ело>

Дорогая Анна Владимировна,

Как давно я собирался ответить на Ваше милое и сочувственное письмо, но все не приходит минута, когда бы я был бодрее и тем исполнил бы Ваше желание не допускать в себе душевной усталости. Да, эта минута что-то не приходит. А вот уж и лето на исходе. Меньше, чем через неделю, берусь за лямку. Сказать, что весной я еще был почти уверен, что к ней не вернусь! [65]

Помните, у гоголевского чиновника украли его шинель, и тогда его «капот» выглядит еще плачевнее. Вот и я похож теперь на Акакия Акакиевича с моими несбывшимися надеждами. Поработать за это лето, впрочем, я успел. Написал еще очерк — о «Прохарчине» Достоевского [66]и огромную статью для «Еврипида» о сатировской драме. Теперь привожу в порядок I том, который на днях начнет печататься.

Относительно «Клары Милич» и прочих статей по русской литературе; я решил объединить их в одну книгу, и вот Вам ее проспект. [67]

Проблема гоголевского юмора. — Достоевский до катастрофы. — Умирающий Тургенев. — Три социальные драмы. — Драма настроения. — Бальмонт-лирик.

Теперь отдельные главы переписываются. Навертывается и издатель.

Вот и все обо мне, — если не заглядывать глубоко, что и не рекомендуется в виду очень смутного состояния пишущего эти строки.

Очень мне жаль, что ничего не могу Вам сказать об <1 нрзб.>, которого никогда не читал. — Les grands inities [68]тоже только собирался прочесть. Но меня очень интересует «голова Еврипида», [69]о которой Вы пишете… Откуда Вы ее достали? Парижская она или Брауншвейгского музея, или с двойной гермы (вместе с Софоклом). Разрешите мои сомнения. Простите, что не пишу о себе больше. Твердо хочу сегодня не вдаваться а лиризм… Будем, если не веселы, то хотя бодры.

Вот Вам, однако, одно из моих лирических стихотворений.

И. А.

1 X 1905

Ц<���арское> С<���ело>.

Глубокоуважаемый Анатолий Федорович! Только сейчас узнал я из газет о Вашем юбилее: [71]мы, провинциалы, всегда запаздываем.

Примите же мое запоздалое, но оттого не менее искреннее поздравление, а к поздравлению позвольте прибавить несколько слов.

Есть у меня имена — их немного, и среди них Ваше, — что стоит мне написать или сказать которое-нибудь из них, и тотчас возникает у меня желание поделиться с его носителем возникающими в связи с этим именем мыслями.

Тяжелый цеп истории принялся не в шутку колотить по нашим снопам, которые казались нам такими золотыми и поэтическими. Полетели во все стороны зерна Истины, но при этом нас слепят и целые тучи трухи и мякины.

Учите нас, дорогой Анатолий Федорович, отличать эти зерна истины. Вам, литературному критику и общественному деятелю, предлежит тяжелая, но и благодарная деятельность. На Вас, которому русская душа открывалась не только в прозрениях поэтов, но и в жизни, в круге своих правовых идей и мистических мечтаний, в задушевной речи русских людей, лучших русских людей, с которыми Вы были близки, [72]и в «мире отверженных», искалеченных, протестующих, падших и возрождаемых, устремлены наши ожидания.

Твердо верю в то, что Вы скажете нам и о Чехове, и о Горьком, и о скольких еще, где столькие русские читатели не научились видеть «зерен истины» и жатвы будущего.

Искренне Вам преданный

И. Анненский.

16. IV 1906

Ц<���арское> С<���ело>

Дорогая Екатерина Максимовна,

Во вторник я не могу быть у Вас вследствие одной, совершенно случайной задержки. Постараюсь заехать как-нибудь на неделе, когда буду на Вас<���ильевском> остр<���ове>. Теперь начинается для меня очень хлопотливое время — а сердце, как на грех, отказывается работать — между тем этот подневольный работник — сердце, положительно, не имеет права бастовать ни на день, ни на минуту.