Роман Арбитман: Со второго взгляда

Как и Юра Бородин, подчеркнуто обыкновенен и негероичен Андрей Т. из «Повести о дружбе и недружбе», а те испытания, которые он претерпевает, спеша на помощь своему другу Генке, совсем не похожи на величественные подвиги. Ради спасения друга перейти бассейн с водой, подняться по скрипучей лестнице, отказаться от коллекции превосходных марок и т. д. — на первый взгляд, все эти поступки покажутся довольно скромными. Почему бы, казалось, авторам не потребовать от героя большего? Между тем даже неизбежный финальный поединок Андрея Т. с силами зла сознательно выведен за рамки повествования (эпизод кончается словами: «Андрей Т. мрачно усмехнулся и сделал глубокий выпад…») — в то время, как книги того же В. Крапивина трудно представить без захватывающих поединков, когда юный герой, если уж взял шпагу, то должен на глазах у изумленных читателей продемонстрировать чудеса храбрости. В «Повести о дружбе и недружбе» Стругацкие, выступая хорошими знатоками детской психологии, хотят подчеркнуть следующее: важно не то, сколь ценен поступок, так сказать, «по абсолютной шкале», а то, какое он имеет значение для самого героя. И тут, пожалуй, отказ от редкой почтовой марки для Андрея Т. перевешивает иные головокружительные подвиги романтических «сверхмальчиков». Тем более, что в контексте всего творчества Стругацких значимость этого поступка неожиданно расширяется, он приобретает дополнительный оттенок, что, безусловно, запланировано авторами: у Андрея Т. хватает мудрой «детскости», чтобы понять, что по сравнению с судьбой друга все марки мира — сущая чепуха. В конце повести он вообще раздаривает свои коллекции, что идет не от внезапно вспыхнувшего альтруизма, а от ощущения настоящих ценностей жизни, которые он постиг, преодолев трусость и пошлый «здравый смысл» во имя спасения друга: «Главное, оказывается, в том, что мир огромен и сложен, и дел в этом мире у человека невпроворот, что жизнь коротка, а Вселенная вечна, и смешно тратить свои лучшие годы на ерунду, а любая марка, даже самая знаменитая, есть всего-навсего кусочек раскрашенной бумаги, и стоит она никак не больше, чем пачка других раскрашенных кусочков бумаги, которую предложат за нее на распродаже…» Для читателей других произведений Стругацких — а часто без знания одной книги писателей восприятие другой может быть сильно обеднено (например, повести «Волны гасят ветер» — для тех, кто не знаком с «Жуком в муравейнике») — Андрей Т. оказывается выше в нравственном отношении и тихого пенсионера-коллекционера Аполлона («Второе нашествие марсиан»), который на возможность приобретения новых марок готов обменять даже право своего человеческого первородства (покорившись щедрым захватчикам-марсианам), и талантливого биолога Валентина Вайгартена («За миллиард лет до конца света»), который предает в себе ученого — в обмен на спокойную жизнь и материальные блага (среди последних получение им, коллекционером, редчайших марок — одно из главных). Для произведений Стругацких, где каждая дополнительная черта дает почву для интересных обобщений, даже такая заурядная частность, как увлечение героев филателией, вдруг может стать подлинным мерилом их духовной состоятельности. Причем, подобного рода сопоставления персонажей вполне уместны в рамках «фантастической реальности» произведений Стругацких.

И здесь несколько слов следует сказать о специфике художественного мира Стругацких, созданном писателями по определенным законам. Этот фантастический мир по своей конструкции близок — как это ни парадоксально звучит, на первый взгляд, — бальзаковскому. План «Человеческой комедии» Бальзак основывал на идее мира как целого, все его произведения — как бы законченные фрагменты одного обширнейшего литературного полотна, где господствует одна и та же реальность. Стругацкие также изображали свой выдуманный, фантастический мир как нечто цельное во времени и пространстве: каждое новое произведение достраивает его, укладываясь в общую картину, как плотно пригнанный элемент бесконечной мозаики, взаимодействуя с ней не только «краями» повествования, «точками сцепления», но и — что важнее — многочисленными сквозными реалиями, персонажами, мотивами, микросюжетами и прочим. Каждое новое произведение, с одной стороны, как бы опирается на многочисленные фантастические атрибуты, сюжеты, реалии, используемые в предыдущих повестях, а, с другой — дополняет этот мир уже новыми реалиями, сюжетами, персонажами. Причем, «опирается» следует понимать не в смысле бездумной эксплуатации уже наработанного, а в создании сквозных тем или героев, в разных ипостасях проходящих по произведениям. Например, один и тот же герой может быть главным, потом эпизодическим и просто упоминаемым лицом, затем опять появиться в качестве главного — у вдумчивого читателя возникает «собирательный портрет». И даже в той повести, где герой этот будет только упомянут, это не будет для читателя пустым именем, поскольку читатель уже знаком с ним по другим книгам. За этим персонажем уже будут стоять какие-то поступки, какая-то биография и т. д. (Достаточно вспомнить сквозных персонажей — Ивана Жилина, Максима Каммерера, Горбовского и др.). Принцип «цельности» распространяется практически на все произведения Стругацких, все они оказываются ассоциативно связанными и ощутимо влияют друг на друга. Поэтому зачастую только одна деталь (какой в данном случае является отношение героев к филателии) может, благодаря ассоциативным «сцеплениям», сказать о герое больше, чем развернутые описания.