Николай Лесков: Статьи

Раскольничья школа существовала в Риге при так называемом гребенщиковском богоугодном заведении (заведение это называется “гребенщиковским” потому, что оно устроено щедротами некоего старообрядца Гребенщикова — радетеля об общественном благе).

Школа при гребенщиковском заведении помещалась в одном здании с больницею, приютом для требующих общественного призрения, большою моленною, певческою и кельями. Заведение это состояло в ведении рижского приказа общественного призрения; а школа на общих основаниях приходских училищ подчинялась надзору местного директора училищ. Учителем в этой школе был шкловский мещанин Емельянов, обучавший детей чтению, письму и арифметике. Чтобы учитель Емельянов внушал воспитанникам рижской школы вражду к господствующей церкви и к церковникам-никонианам и чтобы в рижской школе вообще держалось такое раздражающее направление, этого из дел архива не видно.

Из представления же рижского гражданского губернатора г. Егора фон-Фелькерзама генерал-губернатору барону Палену от 15 августа 1830 г. за № 72 узнаем, что и названный нами учитель, шкловский “мещанин Дорофей Дмитриев Емельянов был человек экзаменованный, имел от губернского директора училищ свидетельство, выданное ему 28 сентября 1828 г. за № 649, в удостоверение, что он имеет право преподавания наук в первоначальной школе”.

Так, школа при гребенщиковском заведении существовала открыто; обучала и выпускала воспитанников, и никто не обращал на нее никакого внимания и не находил в существовании ее никакого вреда ни для нравов, ни для государства. До 1830 г. гребенщиковская школа идет тихо и мирно, и история школы за весь этот спокойный период ее существования не представляет ничего занимательного. Наибольший интерес в это время она представляет не как педагогическое учреждение, а как приют, в который подбирали с улицы бедных детей. В гребенщиковской школе учили детей чтению, письму да арифметике и потом обученных всему этому мальчиков пристроивали в лавки к торговцам или в ученики к ремесленникам; а из тех, у которых оказывались хорошие голоса, формировали хор для молитвенного пения. Из разговоров с бывшими учениками гребенщиковской школы (из которых некоторые уже оставили раскол и присоединились к православию) оказывается, что в гребенщиковской школе отнюдь никогда не было такого вредного направления, которое было в свое время обнаружено в московской школе Ковылина. Рижская гребенщиковская школа имела только то сходство с московскою школою Преображенского кладбища, что она была в образовательном отношении учреждения довольно слабая. Умнейшие из рижских раскольников, сколько-нибудь способные понять и оценить достоинство школ, не выражают никакого сочувствия ни к курсам, ни к методам преподавания уничтоженной гребенщиковской школы, но при всем том они сетуют о ее закрытии. Они сетуют об упразднении этой школы потому, что, как ни плоха была, она все-таки давала возможность огромному количеству сирот, тяготящих рижскую раскольничью общину, обучаться грамоте и делаться полезными детьми, тогда как ныне дети эти, шатаясь без всякого дела, занимаются ремеслом, которое дало им название “карманщиков”.

Как и по какому поводу в Петербурге вспомнили о рижской гребенщиковской раскольничьей школе, я не встретил в делах рижского генерал-губернаторского архива никаких сведений; но покойный попечитель рижской общины Петр Андреевич Пименов говорил мне, что обществу вздумалось будто бы попросить правительство не то о какой-то субсидии для школы, не то о расширении ее программы, и эта просьба была причиною того, что на школу обратили внимание и закрыли ее. В какой степени этот рассказ Пименова заслуживает вероятия, — теперь отвечать трудно, а из дел генерал-губернаторского архива видно лишь то, что в начале этой истории лифляндский, эстляндский и курляндский генерал-губернатор и попечитель дерптского учебного округа барон фон дер Пален в августе 1830 года нашел себя обязанным “довести до Высочайшего сведения: с чьего дозволения заводит школы совет рижского старообрядческого общества? Какие учителя находятся в означенных школах? И имеют ли они законное на то право?” Когда таким образом барону Палену представилась надобность представить категорический отчет на этот вопрос, то его это очень затруднило, и он, будучи попечителем учебного округа, в котором находилась школа, сам на этот вопрос отвечать не мог, а нашел нужным потребовать спрашиваемых у него сведений от рижского губернатора Егора фон Фелькерзама. Г. фон Фелькерзам, хотя и не обязан был ведать дела школы ближе попечителя, однако 15 августа 1830 года за № 72 отрапортовал барону Палену, что “совет рижского старообрядческого общества ныне вновь школ не заводит, а содержит школу при молельне и богадельне своей с самого основания этих заведений и что в школах воспитание детей руководствуется назначениями, изображенными в правилах, утвержденных 20 февраля 1827 года предместником барона Палена, для управления богадельни, больницы, сиротского отделения и школы рижского старообрядческого общества”. При этом губернатор Егор фон Фелькерзам представил попечителю и самые правила на управление богадельни, больницы, сиротского отделения и школы рижского старообрядческого общества. Правила эти, утвержденные 20 февраля 1827 года предместником барона Палена, маркизом Паулуччи, представляют собою очень немалый интерес. При рассмотрении этих правил оказалось, что школа утверждена не произвольно, а существовала на основании этих правил, утвержденных маркизом Паулуччи. По нашему мнению, этот интересный и до сих пор никому почти не известный документ заслуживает внимания и в настоящее время.