Дмитрий Мережковский - Россия и большевизм

Россия — враг Польши, исконный, вековечный и непримиримый, — одинаково, как Россия первая, царская, так и вторая, большевистская, а третьей России нет и не будет. Сейчас нет России: там, где она была, — пустое место, черная яма, бездонный хаос. России нет — и благо Польше. Гибель России — спасение Польши; ничтожество России — величие Польши.

Может быть, никто этого не сознает и не высказывает так отчетливо, как я сейчас делаю; но не связанная, не сознанная ошибка еще непоправимее: скрытый яд сильнее действует.

Стоит ли доказывать, что воля к небытию России для Польши преступна и безумна, самоубийственна? Стоит ли доказывать логикой мышления то, что логикой бытия уже доказано? Вот, когда можно сказать: не рой другому яму — сам в нее упадешь. Не Польша, а кто-то за Польшу рыл яму России, и Польша едва в нее не упала. В одну яму едва не упала, начнет ли рыть другую?

Впрочем, воля к небытию России — ошибка не одной только Польши. После мира с Германией, нелепого и недействительного, вся европейская политика на этой воле основана. Европа захотела устроиться так, как будто России нет. И недурно устроилась. Дом, основанный на землетрясении. Кажется, скоро ясно будет для всех, что яма, вырытая для России — могила Европы. Может быть, никогда еще не была так велика Россия, как сейчас, в своем падении; никогда еще так не учитывали вес России на весах всемирно-исторических. Если вся Европа окажется скоро на краю гибели, то это потому, что земная ось сдвинута тяжестью России «несуществующей».

Польша к России ближе, чем Европа. Польше виднее. Искупит ли она теперь, после Божьего чуда под Вислой, ошибку Европы, или повторит свою собственную ошибку? Поймет ли, что убийство России — самоубийство Польши? Божье чудо откроет ли Польше глаза или потухнет во тьме, только ослепив, как молния?

Скоро Польше придется ответить на этот вопрос не словом, а делом.

Маршал Пилсудский в недавней беседе с одним журналистом поставил тот же вопрос с неотразимою ясностью.

Оставаться на призрачной границе этнографической Польши, «линии Керзона» и заключить мир с Советским правительством; или переступить за эту границу, вести войну до конца свержения Советского правительства и мира с освобожденной Россией? Польскому обществу предстоит сделать выбор между этими двумя решениями, и сделать его как можно скорее.

Но для того, чтобы сделать выбор между войной и миром, надо, чтобы смысл войны был ясен. Горе Польше, если в конце войны, в мире, так же, как в начале, этот смысл мерцает, двоится, если война все еще двусмысленна: то с большевиками, то с Россией.

Трагедия Польши заключается в том, что она не свободна в выборе. Тысячи рук тянутся к ней; тысячи голосов оглушают ее: «Мирись пока не поздно. А если не хочешь мириться, значит, ты банда империалистов, захватчиков, хищников. Погибай — туда тебе и дорога».

Чьи это руки? Чьи голоса? Друзей или врагов? Если смысл войны ясен, то ответ прост. Большевики — враги России; мир с ними — с нею война; с нею мир — война с ними.

Мира с большевиками могут требовать только враги России.

Да, прост и легок ответ на словах, — но на деле как труден! Война — дело. Смысл войны нельзя объяснить никакими словами: надо его сделать ясным. Сколько бы ни уверяла Польша, что воюет с большевиками, а не с Россией, — никто не поверит, пока Польша чего-то не сделает.

Освободить Россию может только сама Россия; русское знамя могут поднять только русские руки. Доходить до Москвы, чтобы свергнуть Советское правительство, может быть, и не надо; но надо идти на Москву. Если Польша без России пойдет на Москву, то, едва переступит она за призрачную границу свою, «линию Керзона», как черта эта сделается для нее чертою смерти. В Россию Польша одна войти не может, — может только с Россией.

Это значит: с польскими знаменами должно соединиться русское; русское войско с польским. Тогда смысл войны будет ясен уже не на словах, а на деле.

Если есть начало русского войска в Польше, — хоть бы малое, то пусть оно не будет тайным. Пусть оно будет явным. И пусть благословит Польша русское знамя: за нашу и вашу свободу. Пусть скажет Польша русскому войску: на вашего и нашего врага — с Богом.

«Ваш отец — диавол. Он был человекоубийца от начала — лжец и отец лжи».

Истина людей соединяет, потому что истина для всех одна. Люди любят друга в истине. Ложь разъединяет, потому что ложь многообразна и бесчисленна. Люди во лжи ненавидят друг друга. Предел разъединения — предел ненависти — человекоубийства. Кто начинает ложью — кончает убийством.