Андрей Амальрик - СССР и Запад в одной лодке (сборник статей)

Наконец, социальную философию (суперидеологию), в рамках которой личность склонна прежде всего отождествлять себя со своей нацией, рассматривая другие нации как нейтральные или враждебные чужеродные образования, мы назовем национализмом. Это, с одной стороны, философия традиционных обществ, тесно связанных с землей, и потому привлекающая людей с романтическим мышлением. С другой стороны, как можно полагать, к ней будут тяготеть прежде всего представители «угнетенных» наций, наций, страдающих от сознания своей неполноценности в сравнении с другими, исторически более удачливыми.

Эти суперидеологии не отделены одни от другой непроходимыми преградами, но в какой-то степени даже переходят одна в другую. Па схеме они образуют внешнюю окружность.

Среднюю окружность образуют собственно идеологии — не носящие уже столь универсального характера и имеющие специфически советскую окраску. Хотя одна отличается подчас довольно резко от другой, можно найти связующие идеи между «соседними» идеологиями; основные связующие идеи показаны на схеме. Названия идеологиям дал я, их представители могут с такими названиями не согласиться. Как я уже сказал, эти идеологии никак организационно не оформлены [3] Единственная легально существующая партия, КПСС, руководствуется, по крайней мере, двумя идеологиями. и подчас весьма расплывчаты, в каждой из них — иногда с постепенными переходами — можно наметить «правое» и «левое» крыло, через которые она и связывается с «соседними» идеологиями.

Начнем рассмотрение идеологий с «неосталинского марксизма». Это марксизм, протянутый сквозь игольное ушко ленинской теории захвата власти и сталинской практики ее удержания, а затем просеенный сквозь прагматическое сито наследниками Сталина. Социальная группа, поддерживающая эту идеологию, — партгосаппаратчики, в первую очередь центра. Ее наиболее репрезентативной фигурой кажется М. Суслов.

Следующая идеология, если идти по часовой стрелке, — «неосталинский национализм». Это своеобразный национал-большевизм — «под знаменем марксизма», с одной стороны, и «пусть осеняет нас знамя Суворова», с другой, — тянущийся в сторону вес большего русского национализма с осовремененными старомосковскими идеями силн пой «отеческой» власти. Его социальная опора — также партгосаппаратчики, быть может, в большей степени провинциальные. С «неосталинским марксизмом» как с другой разновидностью официальной идеологии его связывает общая идея консервативного бюрократизма. Бюрократизм принято считать не идеей, а формой практики, но тут именно бюрократизм, возведенный в ранг идеи. Ввиду стремления советских руководителей к деперсонализации, трудно сказать, кто из представителей «неосталинского национализма» наиболее видная фигура. Может быть, В. Гришин.

Следующая идеология, уже неофициальная, — «неославянофильство», ее также можно назвать «романтическим консерватизмом». Для нее характерна вера в исключительность России и в необходимость возвращения к старым русским домарксистским и вообще дозападным традициям, к православию. Она несет в себе зачатки «целостного мировоззрения» и едва ли будет терпима к другим идеологиям. Хотя она враждебна идеологиям официальным, ее правое крыло связывает с «неосталинским национализмом» идея шовинизма. Но «неосталинскому национализму» совершенно чужды гуманистические черты, присущие «неославянофильству» — своего рода «национализму с человеческим лицом». Как националистическая идеология, оно может опираться на весьма широкую социальную опору — как на полуинтеллигенцию города и деревни, так и на более широкие массы. Поскольку понятия «нация» и «традиция» очень сильно связаны с языком, лучшие выразители этой идеологии — многие писатели, наиболее характерная фигура среди них, пожалуй, А. Солженицын.

Следующая — «социально-этическая идеология», по традиции ее еще можно назвать «народнической». Эта идеология пытается сформулировать идеи социальной справедливости, основываясь не на экономическом детерминизме, а на неких нравственных постулатах. [4] Поскольку и «марксизм», и «популизм» говорят о «социальной справедливости» и о «социализме», есть ночможпость прямого перескока их последователей из одной идеологии в другую или же их тактического сближения — но все это быстро кончается разочарованием, так как по существу эти идеологии противостоят друг другу. Исторически марксизм вышел из либеральных экономических теорий, а народники в России — левые славянофилы. С «неославянофильством» ее связывает общая идея русского мессианизма: вера в особую роль России и в то, что Россия дала или даст миру совершенные и уникальные формы человеческого общежития. Эта идеология тоже традиционна для России, она может привлечь значительные слои разочаровавшейся в марксизме, но популистски настроенной интеллигенции, а так же отвечает, по-видимому, некоторым глубоким народным чувствам. Весьма характерными для ее правого крыла были взгляды И. Огурцова, но для левого характерна, во всяком случае сейчас, чисто этическая позиция.