Станислав Лем - Мгновение

Наши, то есть земные, ведущие эволюционисты все более определенно склоняются к мнению, что эволюционные видообразующие способности, при всей их удивительной искусности в формировании и моделировании живых организмов, которые на очень широком функциональном фронте постоянно превосходят наши технические возможности, не являются проявлением прогресса. Тем самым многое из того, чему нас научили в XX веке, а именно, что существует прогрессивность этапов развития от допозвоночных, через рыб, земноводных, пресмыкающихся до млекопитающих, венцом которых стали Приматы ( Primates ), оказывается нашим заблуждением, мнимо упорядочивающим эволюцию. В настоящее время специалисты склоняются к мнению о фактической разнородности не столько древа Линнея, сколько зарослей жизни. Такой деклассификацией процесса эволюции занимается американский эволюционист Стивен Джей Гулд, известный специалист по улиткам, семейно-видовое разнообразие которых дало ему первый толчок к пересмотру взглядов на прогрессивность, якобы постоянно присутствующую в эволюции. Этот подход, не единственным сторонником которого является американский ученый, может охватывать теории только частично противоречивые, как, например, пунктуализм или сальтационизм. В самом деле, благодаря накоплению палеонтологических знаний мы сегодня знаем, что в эволюции жизни есть даже миллионолетние периоды стаза или неизменности видов, являющихся производными различных прототипов, которые сумели сдать экзамен на адаптацию.

Течение минувшего земного времени измеримо и разделено на последовательные геологические эпохи, но вместе с тем представляет огромный биохимически-топологический промежуток, в котором возникло одновременно или в различной последовательности все, что заложено в проектной мощности четырех нуклеотидов и двадцати белков. В сопоставлении с колоссальным разнообразием биологических форм любые метафоры должны хромать; возможно, стоит осознать, что оказавшееся (как египетские, а также южноамериканские пирамиды) наиболее прочным не явилось источником вдохновения для позднейших архитектонических форм, поэтому нельзя сказать, что романский стиль создал готический, а тот, в свою очередь, породил барокко, которое за последние два века техногенно преобразовалось в архитектуру наших дней. В оценках, не столько аксиометрических, сколько просто исходящих из строения, преобладает некое лабиринтное несоответствие, поскольку млекопитающие представляются нам и «высшими» организмами, и выведенными из предшествующих классов, и в этих предположениях пытается нас убедить хорошо известная конвергенция, наблюдаемая в видах, наверняка возникших независимо друг от друга на разных континентах. Одним из доказательств независимого возникновения подобий является то, что в противоположность континентам, соединенным по крайней мере материковыми мостами, как это было с Северной Америкой и Евразией, соединявшимися Беринговым перешейком, на австралийском, самом маленьком континенте возникли не млекопитающие, а сумчатые во всем многообразии их видов. Введенные человеком, в том числе и первобытным, млекопитающие совсем вытеснили сумчатых из их экологических ниш. Сегодня речь идет о том, что разноконтинентальную конвергенцию обособленно возникающих видов обуславливает большая схожесть господствующих и долго сохраняющихся климатическо-геологических условий, так же как и инсоляционный гомеостаз, поскольку главный или даже единственный источник жизнесозидающей энергетики Земли (то есть солнечная радиация) был менее эффективным только на ранних этапах биогенеза. Солнце, вспыхнув сильнее, стабилизировалось, и не случайно настоящее время является приблизительно серединой времени его радиационной активности. Возможно, стоит добавить, что в соответствии с нашими современными знаниями Солнце является не обыкновенной звездой, оно в одиночестве, вместе с планетарной системой, вращается как бы снаружи коротационной орбиты нашей Галактики или Млечного Пути. Очень много звезд составляют кратные системы, гравитационное окружение которых делает невозможным существование стабильных планетарных орбит, не подверженных резким нарушениям долгое время.

Я говорю об этих вещах, поскольку они относятся к немалому числу явлений, на которые технотворческая человеческая изобретательность не будет иметь реального влияния. Одним из последних плодов этой изобретательности в настоящее время является глубоко проникшая во все сферы жизни область связи с растущим количеством ловко сконструированных заменителей интеллекта, искусственного эквивалента которого создать мы не можем (пока). Электронная паутина, все гуще оплетающая нашу планету, не может заменить интеллект. Впрочем, мне кажется, что даже если бы могла, это бы не пошло нам на пользу, поскольку так же, как прототип автомобиля породил тысячи разновидностей, называемых марками, так и прототип интеллекта должен был бы разделиться на множество отличающихся друг от друга разумов, которые могли бы не только взять нас под опеку, но и направить на не слишком заманчивые пути развития.