Убежденность в том, что путь технологического развития — единственно возможный для нашей человеческой цивилизации, вера в беспредельность перспектив, открывающихся на этом пути, и являют собою в творчестве Артура Кларка ту «неотразимую силу», о которой я говорил вначале.
Ну, а что же в таком случае представляет собой «несокрушимая преграда»? Попробуем разобраться и в этом.
Едва ли не каждый из нас, особенно в юности, задается вечным вопросом о смысле жизни. Вопрос это «проклятый» — в том отношении, что однозначного ответа на него нет и быть не может. Каждый решает его только для себя самого. Но как же быть не с отдельным человеком, а с человечеством? В чем смысл его существования?
«В самом деле, — размышлял в своем превосходном эссе „Человечество — для чего оно?“ советский ученый и писатель-фантаст Игорь Забелин, — для чего же вообще существует человечество?.. Неужели у него есть только сугубо имманентная цель — полный и равный самопрокорм и забава искусством и наукой в дальнейшем?..» … «Имеются ли у человечества высшие цели, не считая имманентных, к которым мы продолжаем пока стремиться? Определено ли человечеству какое-либо назначение в системе природы, предопределена ли ему некими неведомыми пока законами особая миссия в природе?»
Один из ответов на этот вопрос Кларк дает в своем блестящем рассказе «Девять миллиардов имен», суть которого сводится к тому, что, согласно ламаистским верованиям, мир был создан богом лишь для того, чтобы найти все имена бога. Их около девяти миллиардов, этих имен, и строятся они по строго определенным принципам. И вот монахи из тибетского монастыря (тоже дети XXI века) обзаводятся компьютером, который всю эту работу проделывает достаточно быстро. Предназначение мира исполнено, и мир — исчезает. Конечно, это лишь остроумная шутка, прекрасный образчик английского юмора. Но ведь вопрос-то в рассказе поставлен отнюдь не шуточный! И вопрос этот мучит Кларка постоянно.
Однако было бы большим преувеличением сказать, что раздумьями на эту тему пронизано все творчество писателя. И ранние его, так сказать, идиллическо-технологические романы, и «Прелюдия к космосу», и «Пески Марса» (оба — 1951), и «Большая глубина» (1954), и повесть «Остров дельфинов» (1963), и ряд других произведений не затронуты ими. Впрочем, правильнее будет сказать «почти не затронуты» — в «Большой глубине», например, какие-то отзвуки темы слышны. Но дальние, очень дальние.
И вместе с тем уже в начале 50-х годов, с появлением рассказа «Страж» (в американской публикации — «Страж Вечности»), в творчестве Кларка обнаружился явный парадокс, отмеченный едва ли не всеми западными исследователями. Тот, чье имя в первую очередь ассоциируется с твердой научной фантастикой, с психологией едва ли не технократической, оказался пленен метафизикой, даже мистикой (правда, особого рода; речь о том впереди).
Это противоречие явственно ощутил Иван Ефремов. В 1970 году у нас вышел в свет роман Кларка «Космическая одиссея 2001 года» — роман со сложной творческой историей. «Страж» послужил толчком к созданию сценария фильма, написанного Кларком совместно со Стенли Кубриком, фильма, который по сей день считается одной из вершин кинофантастики; сценарий же, в свою очередь, был положен в основу романа. Надо сказать, Кларк вообще сочетает в себе щедрость сеятеля с тщательностью жнеца: он щедро рассыпает идеи, но из каждой «выжимает» потом все возможное. Можно быть уверенным, что любая мало-мальски интересная мысль, вроде бы случайно оброненная в рассказе или романе, потом непременно послужит основой для нового произведения. Но я несколько отвлекся.
Так вот, в послесловии к русскому изданию «Космической одиссеи 2001 года» Ефремов писал: «Последние страницы совершенно чужды, я бы сказал антагонистичны, реалистической атмосфере романа, не согласуются с собственным, вполне научным мировоззрением Кларка, что и вызвало отсечение их в русском переводе». Если рассматривать роман сам по себе, в отрыве от всего остального творчества Кларка, то не согласиться с Ефремовым нельзя. Но в контексте прочих кларковских произведений финал «Космической одиссеи 2001 года» воспринимается органичным. Я сознательно не останавливаюсь на сути отсеченных эпизодов. Принципиального значения это сейчас для нас не имеет, тем более что многое делается понятным из нынешнего издания «2061: Одиссея три».
Но вернемся, однако, к парадоксу Кларка. Да, Кларк оптимист, бесконечно верящий в мощь человеческого духа, в безграничные возможности человеческих свершений. Но в то же время в масштабах Вселенной и эта безграничность может затеряться. А если человек не способен стать хозяином всей беспредельности мирозданья, то в чем же тогда смысл существования человечества? Лишь в одном в возможности влиться во Вселенский Сверхразум.
Читать дальше