Дачер Келтнер - Парадокc власти. Как обретают и теряют влияние

В 1970 г., когда мне было девять лет, моя мать устроилась работать преподавателем в Университет Сакраменто, и мы переехали из модного Лорел-Каньон рядом с Университетом штата Калифорния в бедный маленький городок Пенрин в предгорьях Сьерра-Невады. Мы прожили на Кайо-драйв в Пенрине восемь лет, и за это время я познакомился с необыкновенной доброжелательностью бедняков – противоположностью злоупотреблений властью, о которых шла речь в предыдущей главе. Эмпатия, доброта, щедрость, уважение и участие – это ответ неимущих на суровые материальные условия жизни. На Кайо-драйв двери домов никто не запирал, за обеденным столом для гостя всегда находилось место, а дети гуляли по окрестным холмам до темноты, пока их не позовут родители.

В то время я мог только догадываться о цене беспомощности, которая разрушает жизнь моих соседей на Кайо-драйв {182}. Бедность вызвала специфическую реакцию на жизненные обстоятельства, которая – несмотря на доброжелательность и щедрость – сопровождалась постоянным ощущением угрозы и стрессом, что негативно влияло как на психическое, так и на физическое здоровье.

Каждый день после школы я шел домой по Кайо-драйв. В начале улицы в первом доме справа жила семья из четырех человек. Отец, почти все время сидевший без работы, страдал от депрессии, о чем свидетельствовали темные круги под глазами, вызванные бессонницей. Его сын, одноклассник моего брата, каждый год себе что-нибудь ломал.

Напротив жил одинокий 50-летний мужчина. За восемь лет в Пенрине я видел его всего один раз. Он весь день сидел дома, закрыв ставни. Уже в аспирантуре я узнал, как называется его болезнь – агорафобия, боязнь открытого пространства.

Дальше располагался дом моего лучшего друга, Мемо Кампоса, отец которого, Вилли, работал на местном заводе, а также владел баром La Cabana, чуть дальше по улице. Перед любым пикником, днем рождения или конфирмацией он наполнял наш холодильник пивом и содовой. Он умер от рака в 60 лет. Младшая сестра Мемо, Иоланда, заболела лейкемией еще в детстве, и лишь сила воли помогла ей выжить – теперь она живет в маленьком доме рядом с матерью.

Потом я проходил мимо трех домов семьи Скелленджер, которая переехала в Пенрин из Оклахомы. Лоррейн, жившая в среднем доме, умерла, когда ей было чуть за сорок, – она весила 130 кг. Ее муж Джерри не сопротивлялся своему пристрастию к спиртному, а просто напивался до бесчувствия.

За годы, проведенные на Кайо-драйв, я близко познакомился с материальными трудностями, с которыми сталкивались мои соседи. Но тогда я не понимал, что значит это неравенство для общества, особенно для тех, кто обладает властью. Оглядываясь назад, я вижу, что богатые и влиятельные люди, которые часто становятся жертвой парадокса власти, могут многому научиться у моих бывших соседей.

Бессилие и парадокс власти невозможно разделить. В определенном смысле реакция общества (или отсутствие таковой) на самых беззащитных людей – это показатель его уязвимости перед парадоксом власти. Общество оценивается по тому, как оно относится к беззащитным и обездоленным. Помогая самым беспомощным, мы можем использовать свою власть во благо, вносить вклад в укрепление общества. Власть, как мы видели, зак лючается в изменении жизни людей, и ее сохранение зависит от способности фокусироваться на других. Зачастую эти другие лишены какой-либо власти. Понимание причин и последствий бессилия служит катализатором нашего внимания к другим людям и защищает от парадокса власти, а безразличие или нежелание видеть последствия бессилия может стать причиной проявления парадокса власти. Внимание к потребностям обездоленных и к причинам бессилия – самый важный шаг в преодолении парадокса власти.

Существует множество гипотез о том, почему бедные и не обладающие властью – как мои соседи на Кайо-драйв – отличаются слабым характером и не добиваются успеха в жизни. Большинство абстрактных теорий винит бедняков в недостаточном внимании к образованию. Они близоруки и принимают неверные решения. Им не хватает силы воли, чтобы отказаться от удовольствий, и у них развиваются дурные привычки, сокращающие их жизнь. Самые политизированные теории идут еще дальше, утверждая, что бедные и лишенные власти предпочитают жить на пособие, выбирая гедонистические удовольствия и помощь государства, а не упорный труд.

Эти идеи противоречат тому, что я видел на Кайо-драйв. Мои соседи заботились о родных и знакомых, обо всем обществе. Дети стремились получить хорошие оценки в школе и очень старались, но у них ничего не получалось. Родители делали все возможное, чтобы познакомить детей с нравственными нормами. Взрослые и подростки много работали – в ресторанах, на лесопилке, в строительстве, в McDonald’s и во фруктовых палатках, – и эта работа была тяжелой, скучной и плохо оплачиваемой. Судьбы моих соседей разрушали вовсе не безразличие и желание легкой жизни.