го письмо с заключительными словами: "Крепко жму руку", Передреев, верный себе в умении обратить в шутку "хвалу и клевету", смеялся: "О, тяжело пожатье каменной его десницы!"
Но были и другие оценки. Позволив себе "без страху обличаху" и некоторых современных признанных поэтов, Передреев уподобился мальчику из андерсеновской сказки "Новое платье короля", во всеуслышание сказавшему об отсутствии той дорогой одежды, которую якобы видели на короле его придворные. Но если простодушного мальчика поддержал народ и о его правоте подумал и сам король (на то и сказка!), то Передреев был встречен в штыки большой группой литературной "элиты", стал мишенью всяческих нападок, вплоть до клеветнических. Весной 1968 года я проводила отпуск в Коктебеле и была невольным свидетелем реакции на едва появившуюся его статью "Читая русских поэтов". В этой обширной статье Передреев делился, оговаривая сугубую субъективность, своими раздумьями о стихах Пушкина, Лермонтова, Фета, Некрасова, Блока, Есенина и Пастернака. Однако все великие имена остались без внимания критиков - они сосредоточились только на Пастернаке. И, как это часто водится, никто не рассматривал суждений автора, более того, недавно вышедшую в свет статью многие даже в глаза не видели, но весьма горячо осуждали.
В своем письме Передрееву из Коктебеля я, рассказав о тамошнем житье-бытье, упомянув о своем обгоревшем носе, посвятила его и в толки o статье. Но в ответном письме он ограничился лишь словами: "Как твой нос?… Наверно, тебе его окончательно ободрали из-за меня?"
К сожалению, пишущие о Передрееве обходят молчанием его статьи и даже не упоминают о них, за исключением, если не ошибаюсь, только Г. Ступина - всё в той же статье "Ты, как прежде, проснёшься, поэт… " он уделил несколько строк общей реакции на статью "Читая русских поэтов": "Передре-еву не простили и блистательного, проникновенного, сделавшего честь любому критику анализа и точной - с высоты всей русской поэтической традиции - оценки творчества Б. Пастернака… "
В посмертную книгу "Лебедь у дороги" вошли еще две статьи: "О времени или о себе" (впервые "ЛГ", 7.10.1970, N 41) и неоконченная "Два пророка". К сожалению, в книгу не попали статья "Мир поэта", опубликованная в "Дне поэзии" за 1969 год (и перепечатанная затем в N 1 за 2007 год "Нашего современника" в связи со 170-й годовщиной гибели Пушкина), а также интервью о Некрасове ("Вопросы литературы", 1971, N 11).
Для Передреева неотъемлемой частью служения поэзии были и его беседы - по сути, мини-лекции, содержание которых воплощалось затем в его статьях. Но чаще он вступал в беседу просто из желания разделить с собеседником чувство восторга от "пленительной сладости" стихов, предполагая, что это чувство доступно всем. Тщетно ссылалась я на слова Белинского (понимание поэзии - такой же редкий дар, как и поэтический), - Передреев, по справедливому замечанию Г. Ступина, "мог без конца говорить со всяким, весь открываясь, может быть, даже слишком выговариваясь… Геннадию Ступину вторит Сергей Агальцов: "О стихах Анатолий Передреев мог ярко, неподражаемо, свободно цитируя любимых поэтов, говорить часами - в домашней беседе, по телефону, днём и ночью - когда и где угодно". (Как-то он пригласил Кожинова и меня в ЦДЛ "обмыть" очередную публикацию и, едва мы заняли столик, начал читать нам статью Петра Палиев-ского "К понятию гения", время от времени бросая на нас восторженные взгляды. И я, и тем более Кожинов читали эту статью ранее, читал ее и Передреев, но ему хотелось еще раз испытать чувство восторга от ее содержания и разделить это чувство с нами. И мы охотно слушали ее вновь, поскольку читалась она с большим воодушевлением, заинтересованно, а потому и казалась более яркой, убедительной.
Тарелки с едой уже давно стояли на столе, а Передреев всё продолжал читать, но и окончив, еще долго толковал содержание статьи, хвалил ее автора, в чем его от души поддержал Кожинов.) Передреев служил поэзии преданно и бескорыстно, то есть нисколько не заботясь ни о своем месте на Парнасе, ни о житейском благополучии. Покидая, примерно в конце 1963 года, "Знамя", Куняев предложил в свои преемники Передреева, и руководство журнала согласилось с ним. По перестроечным меркам это должно выглядеть как истинное ЧП. Ведь "Знамя" имело ста-
тус "общественно-политического и литературно-художественного журнала", а новый зав. отделом поэзии не был членом ни партии, ни Союза писателей, не имел ни диплома, ни опубликованных сборников стихов. К слову, почти все рядовые сотрудники в отделах критики, прозы и даже такого актуального отдела, как публицистика, были беспартийными. Да и от отдела поэзии ждали скорее стихов на гражданские темы, особенно к знаменательным датам.
Читать дальше
