Власть карьеристов-постъелыдинистов (а они все еще в численном преобладании) давно корчится и поносит (понос — русский заменитель дизурии). Но она никогда не свалится сама. Однажды смехач Питер Ло-уренс однозначно приговорил: «Революция — есть братание идеи со штыком». Браво, в таком случае, добавим, «контрреволюция — это союз штыка с задницей вчерашнего эксплуататора идеи». Поверьте, бывшим партийным боссам, идеологическим работникам и «коммунистическим агитаторам» Ельцину, Горбачеву, Яковлеву, Г. Попову, Чубайсу, Хакамаде при всех их богатствах торчать на штыке не очень уютно, — ведь как бы новый Минин или Сталин пинка не дал А новые Вожди появятся, они уже заявляют о себе, потому как в России формируется новый «Орден меченосцев».
Надо понимать, скупой на красивые аллегории Сталин не просто так нарек партию орденом меченосцев. В те рискованные времена это был действительно боевой орден, ведь принадлежность к компартии вознаграждалась единственной «привилегией» — угрозой пули в затылок из подворотни или финки в бок. Но меченосцы затупили и сдали мечи в госхран, как только эта «привилегия» лишилась кавычек и дала щедрый приплод блатных прерогатив, отборных льгот и телефонных прав. У сравнения ВКП (б) с «орденом меченосцев», несомненно, был, а теперь и явно просматривается второй смысловой ряд: мол, даже самая боевитая организация рискует выродиться в «орден тамплиеров». Тех самых храмовников, закосневших в обрядах и запретах на внутреннюю тайну, а потом и на всем таком, за что их возненавидели и Восток, и Запад. Конец был плох: когда тамплиеров (они уже утратили силу рыцарей-меченосцев) уничтожали, никто и не вступился. Опыт храмовников повторили другие. Резюме: варящийся в собственном соку рискует утратить не только чувство реальности, не только связь с народом, но элементарный интерес к себе, а отсюда — и поддержку большинства. Ему одно и остается, что ныть да жалиться: нас не слышат
Здесь небесполезно будет еще раз вспомнить знаковое выступление Сталина на пленуме ЦК КПСС
1952 г. в описании К. Симонова. Этим крайне мало цитируемым свидетельством писатель невольно подтверждает, что вождю были чужды голое властолюбие и, тем более, кумовство. «Главное в его речи сводилось к тому, что он стар, приближается время, когда другим (не сыну или дочке! — В. П.) придется продолжать делать то, что он делал, что обстановка в мире сложная и борьба с капиталистическим лагерем предстоит тяжелая и что самое опасное в этой борьбе дрогнуть, испугаться, отступить, капитулировать. Это и было самым главным, что он хотел не просто сказать, а внедрить в присутствующих».
Вот, оказывается, о чем заботился «тиран» и «параноик» — о будущем страны и общества социальной справедливости, а вовсе не о власти. И если ему была нужна власть, то лишь для гарантированного будущего великой и независимой страны. А теперь скажите: разве он был не прав в своих опасениях и тревогах, разве ошибся хоть на йоту в прогнозах, более всего страшась именно дрогнувших, пугливых, отступников, капитулянтов? Сталин даже озаглавил этапы предательства. Сначала разок ДРОГНУЛИ! Потом серьезно ИСПУГАЛИСЬ. Тут уж и начали постоянно шарахаться, шататься и ОТСТУПАТЬ, пока, наконец, отступление не привело к полной КАПИТУЛЯЦИИ! Как видим, Сталин смотрел в корень, мыслил глубоко, широко, далеко — предвидел очень многое. Именно громадный опыт, интуиция, широта эрудиции, знаний и интересов сделали его одним из самых просвещенных правителей истории, в отличие от его многочисленных «биографов».
Демографический этюд
Чем плачевнее обстоят дела у обустраивающих Россию горе-реформаторов, тем сильнее и яростнее их попытки облить грязью советское прошлое. Расчет здесь циничен и прост: если внушить обывателю, будто коммунисты уничтожали людей десятками миллионов, то тем, кто избавил страну от «кровавого тоталитарного режима», можно простить очень многое. Перед величием такого «подвига» все прелести нынешней Россиянин превращение великой державы в банановую республику, вымерзающие от холода города, бездомные дети на улицах — выглядят лишь досадными мелочами.
Однако вот беда: ставшие ныне легко доступными архивные данные астрономических цифр «репрессий» никак не подтверждают. В этой ситуации на первый план у гулажничающей публики выходит «демографический аргумент». Очередной обличитель коммунизма с пеной у рта заявляет, что «по подсчетам Менделеева» в России к такому то году должно было жить 400… 500… 600 миллионов человек. Соответственно, все недостающие граждане — жертвы большевистских палачей.
Читать дальше