Владимир Плотников - Ночной кошмар с Николаем Сванидзе

Последнее умозаключение едва ли верно. Во-первых, в 1930 году — в отличие от 1918 года, когда действительно развязалась Гражданская война, — в руках крестьянства, по существу, не было никакого оружия (между тем бросавшие с весны 1917 года фронт одетые в шинели крестьяне принесли в деревню массу оружия). Во-вторых, чрезмерно агрессивные действия Хатаевича и ему подобных вскоре же были в той или иной мере пресечены центральной властью.

В известном выражении «историю делают люди» обычно видят отрицание фатализма, но, пожалуй, не менее или даже более существенно другое: историю делают такие люди, которые налицо в данный ее период. Коллективизация началась всего через семь лет после окончания непосредственно революционного времени с его беспощадной Гражданской войной…

Спустя два — два с половиной месяца после начала «сплошной» коллективизации, 22 марта 1930 года, один из наиболее близких тогда к Сталину людей, Серго Орджоникидзе, сообщал ему о руководителях Криворожского округа Украины: «Перекручено здесь зверски. Охоты исправлять мало… Все хотят объяснить кулаком, не сознают, что перекрутили, переколлективизировали. Большое желание еще большим нажимом выправить положение, выражают желание расстрелять в округе человек 25–30…»; выше приводилось признание Бабеля, принимавшего непосредственное участие в коллективизации на той же Украине и именно в феврале — марте 1930 года: «…я теперь научился спокойно смотреть на то, как расстреливают людей». «Выучка» была надежной: так, Бабель позднее «спокойно» поселился в дачном особняке, из которого ранее отправился на расстрел Л. Б. Каменев (Леонид Леонов вспоминал, что ранее Сталин предложил ему занять эту дачу, но он в ужасе отказался…)

На предшествующих страницах я стремился осмыслить феномен «1937 год» в его связи с совершившейся в 1929–1933 годах коллективизацией, поскольку без такого соотнесения двух периодов многое невозможно понять и даже просто увидеть. Так, из тех вышеупомянутых восьми членов ЦК, которые непосредственно осуществляли коллективизацию в основных «зерновых» регионах, к концу 1930-х были расстреляны семеро, — «уцелел» один только Андреев, — кстати сказать, уже в 1930 году возвращенный с Северного Кавказа в Москву и более не занимавшийся «коллективизаторством»…

«Исторические хроники». «1932 год. Генрих Ягода»,

16.03.2005.

Анна Качкаева. В апреле телевидение заболело ностальгией. Документальные и художественные проекты о славном прошлом обнаружились практически на каждом из общенациональных каналов. Тележурнал «Фитиль» и документальная эпопея о социологических мифологемах, фильмы Лизы Листовой и Алексея Кондулукова на «России», сериал «МУР есть МУР» и фильмы лучших репортеров канала на НТВ, «Заплыв слепых» Олега Попцова на ТВЦ, циклы об известных людях советской эпохи — практически везде. Недавнюю историю авторы циклов и фильмов осмысливают по-разному, иногда конструируют, полагаясь на свой вкус и фантазию, прошлое где-то эксплуатируют, где-то утилизируют, а где-то эстетизируют. Знаки и символы очищаются от идеологии. Мода бывает везде. Бывает, видимо, и в исторических толкованиях. Сначала мода на очернение, теперь, видимо, на реабилитацию и романтизацию недавнего советского прошлого. У издателей, в отличие от телевизионщиков, которые, так совпало, тоже именно в это время ринулись переиздавать советскую фантастику и детективы, есть даже объяснение этому обстоятельству: «Советский трэш, — а иногда это откровенный прежний мусор, — есть тот самый материал, который нужно использовать и перенести в поле современности для героизации нашего вялого времени».

Об истории и ее интерпретации, о моде на ностальгию и жанре исторических хроник мы с моей коллегой, главным редактором журнала «Цветной телевизор» Вероникой Лиментаревой разговариваем с ведущим цикла об истории России, который вот уже седьмой месяц еженедельно выходит по четвергам на втором канале и ведущим программы «Зеркало» Николаем Сванидзе. Вам, уважаемые слушатели, мы задаем такой вопрос: какую историю страны показывает телевидение?

Николай, так есть ли мода на исторические толкования?

Николай Сванидзе.Я думаю, что есть, но я-то не руководствовался модой, когда начал этот проект. Может быть, скорее, я один из тех людей, которые ее ввели. Так получилось. Потому что действительно, как вы правильно отметили, я бы, правда, не считал месяцы, вам виднее, но да, может, и семь месяцев, как мы выходим еженедельно, с естественными перерывами на праздники. И тогда никакой моды особой не было. Когда я собирался выходить, и об этом услышали мои коллеги, первое интервью начинались с вопроса, не боитесь ли повторить Парфенова. И кроме Парфенова, собственно, никого и не называли.