Журнал Знамя - Знамя Журнал 7 (2008)

Замечу кстати - и книги Филатова дают тому веское подтверждение, - что демократов по осознанному убеждению в первой демократической волне было не так уж и много. Куда больше было тех, кому обрыдла существующая политическая и экономическая система с ее цепкими пальцами мертвеца, тянущими в могилу все живое. В отрицании тоталитаризма сходились многие, взгляд на построение новой России едва ли не у каждого был свой. Романтическое воодушевление первой поры поначалу более или менее сглаживало проступающие противоречия. Казалось, что главное - покончить со всем советским, остальное придет если не само собой, то, во всяком случае, с естественностью смены времен. Была ночь - наступит утро, и будет день первый. Ожидание перемен и стремление к ним было совершенно искренним. «…Нас, - написал позднее Филатов, - объединяло общее стремление сделать как можно больше для страны, для ее будущего» 11. Увы. Благими намерениями оказалась вымощена дорога в сегодняшнюю Россию, которая день ото дня теряет сходство с демократическим государством и все более приобретает выраженные черты автократии.

С большим или меньшим основанием Россию можно назвать страной упущенных возможностей, рассматривая которые всякий раз сталкиваешься с мучительнейшим «почему?!». Собственно говоря, книги Филатова отвечают - или пытаются ответить - на этот вопрос. Ну, например: «На протяжении всех лет реформ и демократических преобразований в стране демократические силы так и не сумели организовать сильный либерально-демократический центр» 12. Как это ни странно для людей, взявшихся определять судьбы страны, но личные амбиции, игра честолюбий, болезненное стремление непременно быть первым оказались для них куда важней согласованных действий во имя достижения поистине эпохальных целей. И тот семи пядей во лбу, и тот образован дальше некуда, и у того одна идея лучше другой - но когда пробил час впрягаться в общую упряжку и рвать пуп, класть последние силы, тянуть и вытягивать тяжеленный воз из советского болота, тут в наших демократах вдруг проснулся невесть откуда в них взявшийся дух местничества. Для Филатова, в ком романтизм совершающихся перемен не заглушил здравого смысла и трезвого видения трудностей переходного времени, это был знак надвигающейся беды. Он убеждал: «…Еще никому не удавалось что-либо посеять со сжатыми кулаками. Кто не может разжать кулаки, должен уйти с политической арены» 13. Но его призыву никто не последовал. На политической арене по-прежнему толклись люди с крепко сжатыми кулаками.

Еще пример: приватизация. Филатов перечисляет допущенные при ее проведении «крупные ошибки» 14. «…Малый доход государству от приватизации… многие предприятия после приватизации не смогли улучшить свое экономическое положение, а некоторые просто рухнули. …Мало кто приобрел что-то от приватизации, а если и приобрел, то в явно завышенных размерах, что сразу породило разговоры о воровстве» 15. Иными словами, граждан России пресловутым ваучером поматросили и бросили, зато бешеные состояния выросли как на дрожжах. Лихорадочный Клондайк нашей приватизации, стремление ее идеологов разрушить госсобственность и тем самым подорвать всякую возможность реставрации советской системы - все это, в конечном счете, означало, что, как и в Советском Союзе, социально-экономические цели были принесены в жертву политическим. «Народ, - подвел черту Филатов, - оказался обобранным» 16. А ведь летали в США, где выпестованные рынком и открытым обществом специалисты провели тщательнейшую экспертизу подготовленных в России законопроектов, которые должны были стать краеугольным камнем российских экономических реформ. Бойцы нашего патриотического фронта напрасно наклеивали на приватизацию ярлык с надписью madein USA. Никаких USA. Все не так, ребята. Приватизация, долбили американцы, должна быть независима от политической борьбы. Надо четко определить для нее цели: повышение производительности, укрепление финансовой независимости предприятий, развитие рынков капитала etс. «Эксперты, - свидетельствует Филатов, - …высказали… принципиальные замечания и пожелания. Если бы мы им следовали, думаю, экономические реформы шли бы у нас с большим эффектом» 17.

И наконец, может быть, самое главное для того, чтобы понять, отчего нас преследуют исторические неудачи: нравственное содержание власти и ее лидер. Бросив беглый взгляд на минувшее столетие, испытываешь настойчивое желание обратиться с укоризненным словом куда-то вверх: не в Кремль, а еще выше, хотя знающие люди утверждают, что правды нет и там. Очевидно (для меня, по крайней мере) неблаговоление Создателя или же Его отношение к России, как к согрешившему Израилю, без всякой, впрочем, надежды на возвращение высочайшего покровительства, каковое, если и было, то затерялось где-то в начале нашей истории. Губительный провал последнего царствования, вызванный прежде всего личностью Николая II, что с величайшей горечью отметил такой страстный почитатель самодержавия как о. Сергий Булгаков 18; оказавшиеся не способными к жестоким, но спасительным решениям министры Февраля; чудовищный в своей абсолютной аморальности Ильич 19; «чудесный грузин», устроивший стране кровопускание, после которого она до сих пор не может прийти в себя; растянувшийся на полвека Бедлам, в котором разместилась вся страна, от Москвы до самых до окраин, и которым правили полулюди; и, наконец, почти как явление Мессии - Ельцин с воздетым кулаком перед бушующими в восторге толпами. Филатов приложил много трудов, чтобы этот опальный коммунистический князь получил поддержку демократической части депутатского корпуса, стал Председателем Верховного Совета РСФСР, затем - Президентом России. Когда Б.Н. Ельцин принял решение баллотироваться на второй президентский срок (1995 г.), Филатов стал заместителем руководителя его предвыборного штаба и внес немалую лепту в победу, которую в острейшей схватке первый Президент России одержал над своим коммунистическим соперником. В течение шести лет он достаточно близко мог наблюдать Б.Н. Ельцина, говорил с ним, работал под его непосредственным началом - вот почему суждения Филатова представляют несомненный интерес для всякого, кто пытается понять феномен Бориса Николаевича и ту систему власти, которую он создал.