Николай Лесков - Еврей в России - несколько замечаний по еврейскому вопросу

О том, что беспошлинная торговля «прочухраем» приносит убыток казенному фиску, кавалер не заботился.

– Мало ли что? – говорил он, – а мне где взять? Красть не хочу.

И он не крал, а только портил крестьянские носы золой да чемерицей, а пахать все-таки не шел, – говорил: «отвык, – битая кость болит».

И был он во всех прочих отношениях человек честный и добрый, а не выстаивал «в борьбе за существование» и наносил казне еще больший вред. При своей не весьма значительной табачной фабрике, состоящей из одного глиняного горшка, кавалер часто содержал под полом в ямке другой горшок с корчемным полугаром.

Во все время существования винных откупов, когда число кабаков было ограничено расписанием, отставные солдаты повсеместно занимались по селам не открытым шинкарством, которым занимаются евреи, платя за то установленный патентный сбор в казну, а тайным корчемством безданно-беспошлинно (Один раз евреи даже платили по настоянию акцизных литературный сбор на книги г. Кордо-Сысоева). Солдатское корчемство, впрочем, трудно сказать, было ли даже для кого тайною. В любом селении где жил какой-нибудь кавалер, никогда не случалось недостатка в водке, а на вопрос любого проезжего и прохожего крестьяне без всякой опаски рассказывали, что «кабака тут нет, а вон в той-то избе солдатик шинкует», и всяк, кому нужно было вина наскоро и в небольшом количестве или в кредит, а не на чистые деньги, шел к «кавалеру» и получал штоф или полуштоф.

Большими мерами кавалеры в новейшее время торговали редко, потому что винный подвал солдата, состоящий из ямки под полом, не вмещал много, а большое помещение представляло опасность на случай обыска, а ведро кавалер мог иметь для своего употребления и рисковал быть пойман в корчемстве только с «подсылом». Поимок этих, как явствовало из дел уездных судов и уголовных палат, было множество, но они составляют самый ничтожный процент к несметному числу солдатского корчемства в откупных губерниях.

Встарь же стрельцы корчемствовалй еще состоя на службе, и их примеру следовали солдаты полков Преображенского, Семеновского и Бутырского и «чинились сильны и не давали вынимать у себя продажного вина».

При откупах попадался в корчемстве только такой кавалер, который был слишком жаден на прибыль и брал водку для корчемной распродажи не из «приходского кабака», а из кабака соседнего откупа, где ему давали вино с уступкой, «с напуском». Тогда местный «приходский» кабатчик на него доносил – иначе они делились выгодами. Выгоды же кавалера возвышались тем, что он подливал в вино воду, как подсыпал в табак золу. И, однако, при всех своих таких неблаговидных занятиях этими делами «кавалеры» во всех других статьях умели оставаться честными людьми, но… землю пахать не хотели.

В отставных солдатах замечают даже много прямого благочестия, и во время управления министерством народного просвещения графа Дм. Андр. Толстого была мысль доверить им преподавание Закона Божия в тех сельских школах, где не законоучительствуют священники. И в этом, думается, не пришлось бы раскаиваться, а все-таки этот старинный кавалер лукавил торговлею, а землю не пахал, потому что отвык от нее… (Солдат новой, краткосрочной службы – совсем другая личность. Этот земли не забывает.)

Пример солдата мы привели к тому, с целью показать, что не одному еврею трудно приняться за соху, которою еврей не владел с детства, да и дед не владел тоже.

Историческая или генерационная приспособительность – не пустое слово без значения. Никто так хорошо не плавает, как жители береговые, никто лучше не лазит, как горцы. Переселить их одного на место другого – получится неприспособительность. То же самое о повороте к земледелию евреев.

Обратимся еще на мгновение к тем же солдатам, чтобы указать один пример еще большего общего характера. Солдаты из крестьян шли на службу от сохи; они плакали, их терзала тоска по родине, у них бывали нередко болезненные галлюцинации, вызывавшие обоняние скошенных трав или вид колеблющихся нив. Словом, их всем существом манило и влекло к полю. – Прекрасно! – Ружейная муштра с полировкою ремней и чисткою пуговиц приводила их в отчаяние; но проходил год, два, десять лет, и… человек так фундаментально переформировывался, что навыки совсем изменялись. До чего? А до того, например, что все, прежде ему милое, теперь становилось постыло, и наоборот. Большой и не шуточный, а трагический тому пример представило государству ретивое, но дурно обдуманное графом Аракчеевым введение военных поселений при императоре Александре I. Известно, что как на севере в новгородских, так и на юге в чугуевских поселениях обращение солдат «к пахотности» производило среди них только неудовольствия, закончившиеся бунтом и казнями.