Антон Чехов: Остров Сахалин

В селении Андрее-Ивановском в дождливую ночь у С. украли свинью. Подозрение пало на З., у которого панталоны были опачканы в свиной кал. Сделали у него обыск, но свиньи не нашли; тем не менее все-таки сельское общество приговорило отобрать свинью, принадлежащую его квартирохозяину А., который мог быть виновен в укрывательстве. Начальник округа утвердил этот приговор, хотя находил его несправедливым. «Если мы не будем утверждать сельские приговоры, – сказал он мне, – то Сахалин тогда совсем останется без суда».

Туз на спине, бритье половины головы и оковы, служившие в прежнее время для предупреждения побегов и для удобнейшего распознавания ссыльных, утратили свое прежнее значение и сохраняются теперь лишь как позорящие наказания. Туз, четырехугольный лоскут, до двух вершков во все стороны, должен по «Уставу» быть отличного цвета от самой одежды; до последнего времени он был желтым, но так как это цвет амурских и забайкальских казаков, то бар. Корф приказал делать тузы из черного сукна. Но на Сахалине тузы утратили всякое значение, так как к ним давно уже пригляделись и не замечают их. То же самое можно сказать и о бритых головах. На Сахалине бреют головы очень редко, только возвращенным с бегов, подследственным и прикованным к тачкам, а в Корсаковском округе вовсе не бреют. По «Уставу о содержащихся под стражей», вес кандалов должен быть от пяти до пяти с половиною фунтов. Из женщин при мне была закована только одна Золотая Ручка, на которой были ручные кандалы. Для испытуемых ношение оков обязательно, но «Устав» разрешает снимать оковы, когда это необходимо для производства работ, а так как почти на всякой работе кандалы служат помехой, то громадное большинство каторжных освобождено от них. Даже далеко не все бессрочные закованы, хотя по «Уставу» должны содержаться в ручных и ножных кандалах. Как ни легки кандалы, но всё же они до известной степени стесняют движение. К ним тоже привыкают, хотя далеко не все. Мне случалось видеть арестантов, уже немолодых, которые при посторонних прикрывали кандалы полами халатов; у меня есть фотография, где изображена толпа дуйских и воеводских каторжных на раскомандировке, и большинство закованных постаралось стать так, чтобы кандалы на фотографии не вышли. Очевидно, как позорящее наказание, цепи во многих случаях достигают цели, но то чувство унижения, которое они вызывают в преступнике, едва ли имеет что-нибудь общего со стыдом.

Он был прислан на каторгу за то, что отрубил своей жене голову.

Ядринцев рассказывает про некоего Демидова, который, чтобы раскрыть все подробности одного преступления, пытал через палача жену убийцы, которая была женщина свободная, пришедшая в Сибирь с мужем добровольно и, следовательно, избавленная от телесного наказания; потом он пытал 11-тилетнюю дочь убийцы; девочку держали на воздухе, и палач сек ее розгой с головы до пят; ребенку даже было дано несколько ударов плетью, и когда она попросила пить, ей подали соленого омуля. Плетей дано было бы и больше, если бы сам палач не отказался продолжать бить. «И между тем, – говорит Ядринцев, – жестокость Демидова есть естественное последствие того воспитания, которое он должен был получить, долго управляя ссыльною массой» («Положение ссыльных в Сибири». – «Вестник Европы», 1875 г., кн. XI и XII). Власов рассказывает в своем отчете про поручика Евфонова, слабость которого, «с одной стороны, привела к тому, что казарма, в которой жили каторжные, обратилась в кабак с карточною игрой и вертеп преступлений разного рода, а с другой – порывистая его жестокость вызвала ожесточение со стороны каторжных. Один из преступников, желая избавиться от неумеренного количества розог, убил надзирателя перед наказанием».

Теперешний начальник острова ген. Кононович всегда против телесных наказаний. Когда ему представляют на утверждение приговоры полицейских управлений и хабаровского суда, то он обыкновенно пишет: «Утверждаю, кроме телесного наказания». К сожалению, за недосугом, он очень редко бывает в тюрьмах и не знает, как часто у него на острове, даже в 200–300 шагах от его квартиры, секут людей розгами, и о числе наказанных судит только по ведомостям. Однажды, когда я сидел у него в гостиной, он в присутствии некоторых чиновников и одного приезжего горного инженера сказал мне:

– У нас, на Сахалине, прибегают к телесным наказаниям чрезвычайно редко, почти никогда.