Лев Троцкий - Историческое подготовление Октября. Часть II - От Октября до Бреста

Через полчаса пришли казаки и сказали, что Керенского нет, что он бежал. Я поднял тревогу и приказал его отыскать; полагаю, что он не мог бежать из Гатчины и скрывается где-либо здесь же.

Командующий III корпусом генерал-майор Краснов".

Так закончилось это предприятие.

Наши противники тем не менее не сдавались и не соглашались признать, что вопрос о власти решен. Они продолжали возлагать свои надежды на фронт. Целый ряд лидеров бывших советских партий – Чернов, Церетели, Авксентьев, Гоц и другие – направлялись на фронт, вели там переговоры со старыми армейскими комитетами, собирались в Ставке у Духонина, подбивали его на сопротивление и, по газетным сообщениям, пытались даже в Ставке организовать новое министерство. Из всего этого ничего не вышло… Старые армейские комитеты потеряли всякое значение, и на фронте происходила интенсивная работа по созыву конференций и съездов, имевших своей задачей переизбрание всех фронтовых организаций. На этих перевыборах Советская власть побеждала всюду.

Из Гатчины наши отряды продвигались по железной дороге дальше в сторону Луги и Пскова. Оттуда подошло им навстречу еще несколько поездов с ударниками и казаками, которых вызывал Керенский или отправляли отдельные генералы. С одним из эшелонов было даже вооруженное столкновение. Но большинство солдат, которых направляли к Петрограду, при первой же встрече с представителями советских войск заявляли, что их обманули и что они не поднимут руки против власти рабочих и солдат.

Тем временем борьба за власть Советов распространялась по всей стране. В Москве борьба приобрела крайне затяжной и кровавый характер. Может быть, не последней причиной этого явился тот факт, что руководители восстания не проявили сразу всей необходимой решительности наступления. В гражданской войне более, чем во всякой другой, победа может быть обеспечена только решительным и непрерывным наступлением. Колебаться нельзя, вести переговоры – опасно, топтаться выжидательно на месте – гибельно. Дело идет о народных массах, которые еще не держали в руках власти, которые находились всегда под ярмом другого класса и которым больше всего не хватает поэтому политической самоуверенности. Колебание в руководящем центре революции сейчас же разлагает их. Только в том случае, если революционная партия твердо, неуклонно идет к своей цели, она может помочь трудящимся преодолеть привитые столетиями инстинкты рабства и привести рабочие массы к победе. И только на пути решительного наступления победа может быть достигнута с наименьшей затратой сил и жертв.

Но вся трудность состоит именно в том, чтобы достигнуть решительной и твердой тактики. Неуверенность массы в своих собственных силах, отсутствие у нее опыта власти отражаются и на вождях, которые, в свою очередь, находятся, кроме того, под могущественным давлением буржуазного общественного мнения сверху.

Либеральная буржуазия с ненавистью и ожесточением воспринимала мысль о самой возможности установления господства трудящихся масс. Она давала этим своим чувствам выражение посредством всех тех бесчисленных органов, какими она располагает. За ней тянулась интеллигенция, которая, при всем своем словесном радикализме и социалистической окраске своего миросозерцания, в самых глубинах своего сознания насквозь пропитана рабским преклонением пред могуществом буржуазии и ее правительственным искусством. Вся эта «социалистическая» интеллигенция шарахнулась вправо и глядела на укрепляющуюся Советскую власть, как на начало конца. За представителями «свободных» профессий тянулось чиновничество, административно-технический персонал, все те элементы, которые духовно и материально живут крохами со стола буржуазии. Оппозиция этих слоев имела преимущественно пассивный характер, особенно после разгрома юнкерского восстания, но тем более она могла казаться непреодолимой. Нам на каждом шагу отказывали в содействии. Чиновники либо уходили из министерства, либо, оставаясь там, отказывались работать. Они не сдавали ни дел, ни денежных сумм. На телефонной станции нас не соединяли. На телеграфе искажали или задерживали наши телеграммы. Мы не находили переводчиков, стенографов, даже переписчиц. Все это не могло не создавать такой атмосферы, в которой отдельные элементы на верхах нашей собственной партии должны были усомниться в том, удастся ли трудящимся массам при таком отпоре буржуазного общества наладить правительственный аппарат и удержаться у власти. Стали раздаваться голоса о необходимости соглашения. С кем? С либеральной буржуазией? Но опыт коалиции с ней загнал революцию в ужасающую трясину. Восстание 25 октября явилось актом самосохранения народных масс после периода бессилия и предательства коалиционной власти. Оставалась коалиция в рядах так называемой революционной демократии, т.-е. всех советских партий. Такую коалицию мы, в сущности, предложили с самого начала, на заседании второго Всероссийского Съезда Советов 25 октября. Правительство Керенского было опрокинуто, мы предложили Съезду Советов взять в свои руки власть. Но правые партии ушли, хлопнув дверью. И это было лучшее из того, что они могли сделать. Они представляли собою ничтожный сектор Съезда. За ними уже не было масс, а те слои, которые еще по инерции поддерживали их, все более переходили на нашу сторону. Коалиция с правыми с.-р. и меньшевиками неспособна была бы расширить социальную основу Советской власти; в то же время она вводила бы в состав этой власти элементы, насквозь разъеденные политическим скептицизмом и идолопоклонством перед либеральной буржуазией. Вся сила новой власти была в радикализме ее программы, в решительности ее действий. Связать себя с группами Чернова и Церетели значило опутать новую власть по рукам и по ногам, лишить ее свободы действий и тем самым подорвать к ней доверие рабочих масс в самый короткий срок.