Виталий Бернштейн: Литературные заметки

Как известно, поэтический ритм – это заданное чередование в строке ударных и безударных слогов. Их комбинация называется стопой и может включать два или три слога. Внутри данной стопы ударный слог располагается всегда в одном и том же месте. В русской поэзии существуют пять основных ритмов: ямб и хорей – стопы двухсложные, а также дактиль, амфибрахий и анапест – стопы трехсложные. Как известно, в ямбе ударение падает на второй слог стопы («мой дядя самых честных правил...»), а в хорее – на первый слог («вьются тучи, мчатся тучи...»). В трехсложном дактиле ударение приходится на первый слог («и в одиноком моем / доме пустом и холодном...» – Блок), тогда как в амфибрахии – на средний слог («глухая пора листопада, / осенних гусей косяки...» – Пастернак ), а в анапесте под ударением находится последний слог («и всю ночь напролет жду гостей дорогих, / шевеля кандалами цепочек дверных...» – Мандельштам).

Что касается рифм, то их существует три вида – в зависимости опять-таки от позиции ударного слога. В так называемой «мужской» рифме ударение стоит на последнем слоге строки («занемог» – «мог») , в «женской» – на предпоследнем («правил» – «заставил»), в «дактилической» – на третьем слоге от конца («за дорогами пыльными, / за холмами могильными» – Блок).

Музыкальность могут придавать стихам и так называемые аллитерации, т.е. многократно повторяющиеся согласные звуки или их сочетания. Классический пример аллитерации – строчки Пушкина: «Кипенье пенистых бокалов и пунша пламень голубой». Как известно, б и п – это фактически два варианта, звонкий и глухой, одного и того же звука. В приведенных строчках этот звук повторяется в шести словах подряд – и строчки приобретают дополнительную музыкальность.

Но и рассмотренная «музыка стиха» (ритмы, рифмы, аллитерации) не исчерпывает всех принципиальных отличий поэзии от прозы. Существует, например, «белый стих», где рифм нет, но поэзия тем не менее может присутствовать (например, «Песня про купца Калашникова»). А с другой стороны, в современной американской поэзии во всю процветает так называемый «верлибр», где отсутствуют не только рифмы, но и ритм. На мой взгляд, в этом случае истинной поэзией уже не пахнет. (Хотя, конечно же, писать «верлибром» неизмеримо легче – не требуется перелопачивать «единого слова ради тысячи тонн словесной руды»). Однако и не всякий текст, написанный с соблюдением ритма и рифм, становится в итоге фактом поэзии; не случайно существует выражение «рифмованная проза». Иначе говоря, есть еще что-то, отличающее поэтический текст от прозы.

Лирическая поэзия имеет своим объектом внутренний мир человека, она призвана отразить мимолетные колебания его души, его смутные, иногда подсознательные ощущения. Дело непростое, слишком тонкая это материя – душа. Хорошо иллюстрируют это и всем известные строчки Тютчева: «Как сердцу высказать себя? / Другому как понять тебя? / Поймет ли он, чем ты живешь? / Мысль изреченная есть ложь». Пытаясь в стихах высветить все закоулки человеческой души, мы можем приблизиться к истине больше или меньше, но никогда это приближение не будет полным, всегда останется некий зазор, некая недосказанность. И эта недосказанность не есть недостаток. Вспомним знаменитую улыбку Моны Лизы на картине Леонардо да Винчи. Ее так и не удается понять до конца – таит ли эта улыбка в себе радость, печаль, раздумье, насмешку? Именно в этом смысле кто-то из поэтов – к сожалению, запамятовал его имя – писал о «божественной невнятице стиха». Поэтому короткое стихотворение, оборвавшееся, когда еще не все сказано, когда читательскому воображению еще предстоит что-то довоссоздать самому, часто оказывает на читателя более сильное эмоциональное воздействие, чем стихотворение длинное, в котором все уже предельно разжевано автором. Многословие губительно для истинной лирической поэзии. (Именно многословием и эмоциональным холодом грешат, например, стихи Бродского, о чем уже подробно писали в своих статьях Солженицин и Коржавин). Но, конечно же, говоря о «невнятице стиха», нельзя забывать и чувства меры. Некоторые поэты такой «невнятицей» просто пытаются прикрыть тот факт, что им нечего сказать. Пример предельной «невнятицы», или уже, точнее, бессмыслицы, – хорошо известная строчка футуриста Крученых: «Дыр, бул, щир».

И еще одно замечание. Любое произведение искусства, если оно истинное, – это, говоря высоким слогом, как бы результат общения автора с Богом. А следовательно, автору не стоит забывать и одну из библейских заповедей: «Не поминай имени Господа всуе». Иначе говоря, чтобы начинать разговор с Богом, повод для написания лирического стихотворения должен быть достаточно серьезным. Если этого нет, ничего истинно художественного не получится. Это не значит, конечно, что темы стихов всегда должны быть космических масштабов. В хорошем лирическом стихотворении можно, например, просто описать листок дерева, покрытый утренними капельками росы. Но при этом, образно говоря, суметь увидеть в такой капельке Солнце. И стихотворение сразу воспарит ввысь, исполнится истинного чувства.