— А спрашивали вы этих двух святых, не принесет ли вам это знамя победу?
— Они сказали, чтобы я отважно владела им и что господь поможет мне.
Это совсем не то, что хотел услышать судья. Он снова берется за свое:
— На чем основывалась ваша вера в победу? Надеялись ли вы, что вам поможет знамя, или полагались только на себя?
— Я уповала на господа нашего, и только на него одного.
Жан де Ла Фонтен настаивает:
— Но если бы кто-нибудь другой нес это знамя, а не вы, принесло бы оно такую удачу?
— Мне об этом ничего не известно, — говорит Жанна. — Я в руце божьей!
Жан де Ла Фоптен отступает. Уличить Жанну в идолопоклонстве ничуть не легче, чем в колдовстве. Впрочем, он пробует еще раз:
— Почему же ваше знамя внесли в Реймский собор во время коронации вашего короля, отдав ему предпочтение перед знаменами других капитанов?
Жанна с подъемом отвечает:
— Оно было в ратном труде. По справедливости ему подобало быть и в почести.
Достойный ответ солдата. И он еще больше подчеркивает неуместность следующего вопроса:
— Почему вы отказались от женской одежды, которую вам предложили надеть, чтобы вы могли пойти к мессе?
А па самом деле с Жанной торговались, как на рынке: ей разрешат пойти к мессе, если она откажется от мужского костюма, который выводит из себя судей, — костюма, который Жанна будет носить, как подобает воину, до тех пор, пока ее не освободят — именно так объявила она сама.
— Вашу женскую одежду, — отвечает Жанна, — я надену только тогда, когда это будет угодно господу.
Голос Жана де Ла Фонтена становится слащавым.
— Но раз вы говорите, — подсказывает он, — что надели бы женскую одежду, если бы вас отпустили, значит, вы полагаете, что именно тогда это будет угодно богу?
Судья уверен, что хорошо сострил, а на самом деле on только воодушевил Жанну.
— Если бы вы отпустили меня, — говорит она, — я тут же надела бы мужской костюм и сделала то, что повелел мне господь. Я уже говорила — ни за что на свете не поклянусь отказаться от оружия.
Из глубины камеры епископ Кошон, за все это время не проронивший ни слова, цедит сквозь зубы, что на сегодня он наслушался уже достаточно. Тяжелая дверь камеры закрывается за судьями. И опять
Жанна остается одна с английскими стражниками.
В понедельник 2Й мая 1431 года епископ Кошон в сопровождении нескольких асессоров поспешно входит в камеру к Жанне. На этот раз сна у него в руках. Жанна вновь надела мужской костюм. Значит, она еретичка, как говорят судьи. Рецидив ереси налицо. Жанна попалась в ловко расставленную западню.
Уже три месяца, как идет процесс. Три месяца Жанна в оковах, ее охраняют день и ночь, не давая пи секунды передышки. Три месяца судьи неотступно преследуют ее, вновь и вновь бесконечно задают ей одни и те же вопросы. И уже три месяца она не уступает им пи в чем. Ничто не поколебало ее, ничто не испугало, даже угроза пыток. Надо было как-то кончать с этим. Вот почему в середине мая на специальном заседании Парижского университета составлен обвинительный акт из двенадцати статей, который вместе с письмом короля Англии был предъявлен Жанне. Эти двенадцать статей позволяют обвинить Жанну в ереси, колдовстве и идолопоклонстве. Ее обвиняют также в том, что она убивала англичан «из жажды христианской крови».
Двадцать третьего мая ее торжественно призвали отречься от своих «ошибок и позорных дел».
Жанна не дрогнула.
— Я не отказываюсь ни от чего, мною сказанного, — просто говорит она.
И потом добавляет, сверкнув глазами:
— И даже если увижу сложенный костер и палача, готового его разжечь, и даже когда я буду в огне, я не скажу ничего, кроме того, что уже говорила. И с этим умру.
Костер? Судьи ловят ее па слове. Они еще посмотрят… Им ведь надо не только приговорить ее к сожжению, но и заставить ее отречься, отступиться от всего сказанного.
Вот зачем на следующий день, 24 мая устраивается спектакль. Надо сломить дух Девы. На руанском кладбище Сент-Уэн сложен костер и построены трибуны. Жанну приведут туда и, если она не отречется публично, пригрозят огнем.
Толпа ждет спектакля: люди теснятся под трибунами, где сидят члены суда, английские сановники, среди которых и подлинный властитель Англии епископ Винчестерский, двоюродный дед малолетнего короля Генриха VI. Жанна сидит на трибуне напротив них.
Начинается все с проповеди, которую читает метр Гпйом Эрар, личный друг Кошона. Но это не проповедь, а целый град ругательств!
Читать дальше