Внутренний Предиктор СССР - Последний гамбит

— К сожалению, Евгений, я не настолько хорошо знаю русский язык, чтобы читать аналитические записки этого сайта, хотя с двумя его работами на английском я действительно знаком, и они мне показались чрезвычайно интересными. Однако их лексика и стиль для меня настолько необычны, что поневоле сложилось впечатление — это какая-то другая цивилизация и другая культура. Я понимаю, Евгений, что и так отнял у вас много времени, но если бы мы смогли поговорить о материалах Предиктора отдельно, особенно по достаточно общей теории управления, то я был бы вам весьма признателен.

Лицо Гальбы, до этого момента выражающее покровительственное превосходство и самоуверенность, как-то сразу опало и на нём проявилась брезгливая мина, долженствовавшая изобразить равнодушие.

— Извините, Ватсон, но здесь я вам не помощник. Что касается работ пресловутого Внутреннего Предиктора и его «Мёртвой воды», то благодаря вашему придурку Горби сегодня в России каждый может говорить и писать всё, что угодно — никаких запретов: ограничения только финансовые. Одним словом, «за что боролись, на то и напоролись», — как бы подвел он итог нашей беседе по-русски.

Эту фразу я не раз слышал при разговоре русских в Афганистане, но скрытый смысл её был мне не до конца понятен. Я решил воспользоваться случаем, и попросил Евгения объяснить её, прибегнув к помощи западных аналогов этого изречения. Некоторое время он молчал, рассматривая уличный пейзаж за окном, затем будто вспомнив что-то, медленно подбирая слова произнес:

— Есть у вас такой аналог. Известно ли вам, Ватсон, что-либо о магии «обезьяньей лапы»?

— Нет, Евгений, — сразу же насторожился я, поскольку передо мной опять всплыл образ обезьяны из третьего «пикника», — по роду своей деятельности я был как-то всегда далек от разной чертовщины и магии, а уж от обезьяньей — точно.

Лицо моего собеседника снова оживилось и к нему вернулось выражение снисходительной покровительственности, свойственное людям привыкшим поучать окружающих.

— У вашего писателя, кажется Джекобса, есть рассказ «Обезьянья лапа», по сюжету которого владелец высушенной обезьяньей лапы получает право на исполнение трех желаний. Так, например, владелец лапы выражает первое желание — немедленно 200 фунтов стерлингов. Тут же приходит служащий фирмы и сообщает, что его сын убит и вручает ему вознаграждение за сына — 200 фунтов стерлингов. Потрясенный отец хочет видеть сына здесь, сейчас же. Стук в дверь, появляется призрак сына. В ужасе несчастный владелец лапы желает, чтобы призрак исчез. Другими словами, эффект «обезьяньей лапы» выражается в том, что наряду с ожидавшимся положительным результатом ваши необузданные желания и действия, направленные на их осуществление, неотвратимо влекут за собой сопутствующие последствия, ущерб от которых превосходит положительный результат и обесценивает его. По-русски этот вариант управления ситуацией и описывается поговоркой: За что боролись — на то и напоролись.

А что касается пресловутого Предиктора, которым вы заинтересовались, то чудаков в России всегда хватало. Эти же бумагомараки пишут русским языком так, что человек, с элитным высшим образованием, у которого есть и собственные неординарные научные труды, этот бред понять не может: нечего над этим ломать голову, поскольку почти всё, что они высказывают, более или менее банально и само собой подразумевается. Так что не лезьте туда, милый, наивный Ватсон. Не сочтите мои слова за амикошонство [18], но вы действительно милы и наивны: ваше владение русским и понимание материалов Предиктора — несовместимые вещи. На этом «до свидания», Ватсон. Извините, спешу. Надеюсь, что еще увидимся и поговорим о делах в России, если вы, конечно, не против.

Он протянул мне свою вялую влажную ладонь и заспешил к выходу.

— Похоже, что сегодня я имел дело с настоящим троцкистом, — подумал я. И как понимать его подведение итогов при прощании: с одной стороны — бред, который понять не могут хорошо образованные люди, а с другой стороны — всё банально? с одной стороны «не лезьте туда», а с другой стороны «ещё увидимся и поговорим о делах в России»? — «Зелен виноград» либо «за что боролись…»? Или же на следующую встречу позвать Джона, с которым вместе гребли в университетской восьмёрке, и который хотя с той поры обрюзг, но стал процветающим психиатром?

Ясно было, что задавать вопросы про «пикники» этому странному Гальбе — бессмысленно. По его глазам было видно, что он не играл, а потому никак и не реагировал на мои намеки-реплики. Тогда что же это такое? Ведь по сути он мне всё рассказал, по крайней мере про первых два «пикника». В то же время я был убежден: о картинках с «пикниками» он точно ничего не знает. Получалось, что со мной беседовал либо какой-то необыкновенный лицедей, либо… Я терялся в догадках, но в то же время начинал ощущать, что случайно столкнулся с тем, о чём многозначительно намекал мне перед отъездом Холмс.