Павел Мельников-Печерский - Гроза

"Ну, так бери меня с собой, — возражает ему Катерина, хватаясь, как утопающая за соломинку, за это последнее средство отвратить свидание с Борисом и совладать с своим не в меру распалившимся сердцем. "Да нельзя", — отвечает Тихон, освобождаясь из объятий прижавшейся к нему жены.

"Нельзя, так и не нужно!" — говорит Катерина, и в этих словах уже слышна решимость ее броситься в бездну, когда муж, который был бы обязан помочь ей, отталкивает ее от себя. Но страх греха, страх страшной неизбежной беды, которой, она сама знает, не избежать ей, если хоть один шаг сделает она на голос возникшей в ней страсти, этот страх заставляет Катерину броситься пред мужем на колени и слезно молить его, чтобы взял он с нее страшную клятву, чтоб не смела она без него, ни под каким видом, ни говорить ни с кем чужим, ни видеться, чтоб и думать не смела ни о ком, кроме мужа. Но Тихон так верит своей жене, так уважает ее, а с тем вместе до такой степени занят мыслью, что через несколько минут он не услышит более ворчаний любезной своей матушки и вырвется на все четыре стороны, — что отвергает клятву Катерины. Падение ее решено.

Тут снова начинается формальное жертвоприношение богу семейного деспотизма и старинного предания. Является на сцену верховная жрица, заставляет всех, по старосветскому обычаю, садиться, заставляет потом Тихона кланяться ей в ноги и прощаться с женой. Катерина нарушает чин жертвоприношения старине; она не по уставу, а по влечению сердца, бросается на шею мужа. Смутилась, взволновалась верховная жрица, видя такое поругание над древним священным обрядом. "Что ты на шею-то виснешь, бесстыдница, — кричит она Катерине, — не с любовником прощаешься! Он тебе муж, глава! Аль порядку не знаешь? В ноги кланяйся!"

Тихон уезжает. Кабаниха остается одна в комнате и сокрушается о том, что молодежь не знает старинных порядков, что "повсюду старина выводится… И что будет, как старики перемрут, как будет свет стоять, уж и не знаю!" Этот монолог верен до совершенства. Сокрушение о вымирающих старых порядках составляет удел всех Кабаних, не только в среде купеческой, но и выше. Есть другая среда, другой быт, другого рода старообрядцы, и они теперь, при виде умирающей бестолковщины старых годов, как Кабаниха, печально помавают благолепными сединами, украшающими их премудрые головы и тоскуют о том, как будет без них свет стоять, как будет жить отвергающая старинные авторитеты и старые, сгнившие, протухшие порядки молодежь, когда она останется одна, без руководящих стариков. Что делать, что делать? — говорят они. Кабаниха дает им прекрасный совет — умирать поскорее. "Уж хоть то хорошо, что не увижу ничего", — говорит Марфа Игнатьевна Кабанова. Совет, по нашему мнению, весьма благоразумный.

Но продолжаем разбор драмы. За сценой отъезда Тихона следует сцена с ключом от садовой калитки, через которую Катерина с Варварой уйдут ночью гулять с молодцами. Ключ Варвара украла у матери и отдала Катерине. Зачем она отдала его? Разве только для того, чтобы предоставить Катерине возможность разыграть мелодраматическую сцену, заключающую второе действие драмы. Ключ жжет ей руки, она хочет бросить его в Волгу (а что как бы и в самом деле бросила? — что бы стала делать Варвара?), а потом прячет в карман. Все это пахнет французским запахом, все это не из русской жизни. Если бы монолог Катерины был короче и притом без ключа, если бы от жалобы на свою горькую неволю она прямо перешла к решимости видеться с Борисом — сцена была бы несравненно естественнее и даже более удовлетворяла бы требованиям искусства.

Мы вполне согласны с г. Дараганом, поместившим в № 8-м "Русской газеты" разбор "Грозы", [34] Статью Дарагана см. в наст. сборнике. что г. Островский не дал никакого нравственного объяснения любви Катерины к такому лицу, как Борис Григорьевич. "Всякая любовь, — говорит г. Дараган, — должна иметь нравственное оправдание, даже такая любовь, как Катерины, имеющая главным источником невыносимое положение в семье, и такая любовь должна иметь оправдание в предмете, на который она обращена". И действительно, Катерина видала Бориса в церкви, да один раз у себя дома, когда он приходил к Кабановым с дядей своим Диким, — вот и все знакомство. Правда, при затворничестве женщин и этого достаточно, чтобы распалить страсть в наглухо закупоренной женщине. Но не перемолвившись хоть одним словом с предметом своей страсти, никакая Катерина не пошла бы прямо на ночное свидание с мужчиной, не зная даже, любит ли он ее или нет. В том быту, который представляет г. Островский, немало средств для любовных объяснений — существуют записочки, «подсылы», речи через подруг, но сношения во всяком случае начинаются со стороны мужчины. А то, что это такое? Варвара, закрывшись платком, не узнанная Борисом, велит ему прийти ночью в овраг. Борис не знает кто, и для свидания с кем звали его в овраг и приходит. — Нет, это не русские нравы! Тут что-то Италией, да и то не современной, пахнет. Право, недостает только маски, гондолы, хрустального кинжала, ломающегося в ране, отравленных колец и т. п.